Нина Горланова, Вячеслав Букур
ВБ
Какие-то дети, дети все, дети... Евдокия стряхнула сон. Ночной звонок в дверь воспринимается как мировая катастрофа. Такое ощущение: пока ты спала, все начало рассыпаться, а застыло только потому, что успела проснуться. Спокойно, сказала она себе, муж в санатории, кто бы это мог быть? Евдокия, полная, но легкая, всплыла над двуспальным ложем и заперемещалась к двери. Халат ее - совершенно заковыристой расцветки - то в одном месте обнимал округлость, то в другом... И она уже в горле перебирала регистры: каким голосом заговорить с тем, кто стоит на лестнице. Посмотрела в глазок и увидела сосредоточенное лицо Юрия Чухнюка... или он Чухняк?.. Бывший ученик их гимназии, но в его классе она не вела литературу! Евдокия настолько не представляла, что ему здесь и сейчас - в полпервого ночи - нужно, что растерялась, все регистры потерялись, и она спросила никаким голосом:
- Вы к кому?
- Евдокия, извините, Александровна, мне срочно... поговорить с вами, проконсультироваться!
К ней еще никто не являлся за консультациями в такое время. Заинтересованная, она открыла дверь. "Милый мальчик, ты так молод, так светла твоя улыбка..."
- Евдокия... Александровна! Что такое "высота безысходности"?
Спрашивая ее, он как-то быковато-мрачно на нее посмотрел.
- Наверное, от этого зависит ваша жизнь, что вы примчались для консультации в полночь, Юрий?! - Говоря это, Евдокия машинально защитилась халатом: запахнулась им до скрипучей тугости.
- От меня сегодня ушла жена. - Юрий громко задышал, очевидно, прокручивая перед собой происшедшее.
- Это свойство жен. Иногда они уходят, Юрий.
Он хотел сказать, что "иногда" - это не то же самое, что "сейчас", но посмотрел на халат, распираемый могучим давлением, и ответил так:
- У вас училась Люба Заренко. Она твердила мне два года... Вы их учили, что должна быть высота безысходности! А сегодня она ушла от меня. Так вот... может, вы мне сейчас скажете, что это такое - высота безысходности?
В это время выскочила из детской Кролик - ей было до всего дело в полночный час. Как и самой Евдокии, когда ей было семнадцать лет. При виде томно-мрачного Юрия дочь протерла глаза и строго спросила:
- А жена во сколько ушла от вас?
Ответил им человек, у которого, когда ушла жена, словно половина тела отпала, поэтому он все время проверял, на месте ли оставшиеся части; например, под видом поправки галстука щупал, тут ли шея.
- Люба (вдох) ушла (выдох) в десять часов (вдох) тринадцать минут (выдох) утра!
- Кроличек, иди-ка ты спать! - посоветовала Евдокия.
Но Кролик не ушла. А в коридор вышла еще и кошка.
- Вот и Мусе любопытно, - сказала Кролик.
- Вся кошка состоит из шерсти и любопытства, - зевнула Евдокия.
Кролик поняла, что мать зевает намеренно, и сказала Юрию:
- Жена уже не вернется, у нее теперь другие циклы работают, - туманно, но в то же время по-подростковому жестко объясняла она. - Вы завтра с утра должны искать другую жену! Да когда найдете, в первую очередь спросите, не училась ли она у моей мамы по литературе. Если и вторая училась у маменьки, то бегите от нее изо всех сил...
Напрасно Кролик старалась: мрачный Юрий был в таком горе, в таком... Он, кажется, даже не замечал, какого он пола.
- Так что же это такое - высота безысходности?
Евдокия нервно заколыхалась:
- Язык культуры нужно долго осваивать. Вот если бы вы учились у меня в классе, а потом...
- Спалить бы такую культуру, - по-хамски оборвал незваный гость Евдокию, а про себя добавил: "А тебя взорвать, отравить и повесить", - повернулся и огромными прыжками улетел вниз по лестнице.
Евдокия покачала большой красивой головой:
- Ужасно тонка у нас в России пленка культуры. Вот-вот прорвется. А ты, Кроличек, иди спать, простудишься. Завтра экзамен! Или тапочки, или в постель.
- Не ты ли, мама, эту пленку истончаешь! Почему ты не говоришь в гимназии просто, что нужны дом, семья, дети? У тебя ведь все это есть!
Евдокия, чтобы не выглядело демонстративно, зевнула не размыкая рта и сказала: мол, папа, бедный, в Ключах там скучает один.
- Папе ты никогда не говорила про высоту безысходности, а все: да, милый, хорошо, милый!
- Есть искусство - и есть жизнь. Какая ты все-таки дремуче-первобытная еще...
- Мама, почему ты визжишь и топаешь ногами!
- Я? Ну а где мы находимся в конце концов?
- Где же?
- В России. У Достоевского вообще сплошь одни скандалы...
- Мам, у Толстого не одни скандалы, а он тоже не во Франции жил.
Евдокия поймала себя на том, что закуривает третью сигарету. Итак, Кролик не против культуры, а против людей, паразитирующих на культуре. Она потом сама не могла понять, как у нее получился такой вывод.
- Мама, ты хотя бы вспоминаешь иногда, как твой первый муж утонул в Байкале?
- Я тут ни при чем. Байкал пьяных не любит.
- Байкал пьяных не любит... А долго ли ты сама пробыла тогда на высоте безысходности? Ты через месяц вышла замуж за папу!
- У тебя, дочка, нет широты мышления, тонкости. Да. Это я упустила. Прости. У папы мне понравился номер машины: 906. Если перевернуть, то получится то же самое число. Ты же знаешь, как я внимательна к числам, как много значения им придаю... Ждать было нельзя!
