В феврале 1933 г. весь цивилизованный мир отметил пятидесятилетнюю дату со дня смерти Рихарда Вагнера, великого музыканта, бывшего вместе с тем поэтом, драматургом, мыслителем и борцом.
На его родине, в Германии, за две недели до того пришли к власти «коричневые», — фашизм. Двенадцатого февраля, накануне юбилейной даты, в Лейпциге, родном городе Вагнера, в зале Гевандгауза, знаменитом своими концертами, происходит юбилейное заседание в присутствии дипломатического корпуса, Гитлера, Геринга и Фрика. Обербюргермейстер Лейпцига — Герделер, объявляет, что «сегодня Германия хочет благодарить своего художника слова и звука за дело его жизни». Шиллингс, дирижер, глава Берлинской Академии художеств, в своей речи говорит о «таинственных нитях, которые неизъяснимым волшебством связывают каждого немца с родиной». В Мюнхене у памятника Вагнеру были исполнены три фанфары: у того самого памятника, где немного дней спустя фашистская провокация искала призрак коммунистических заговорщиков, фашистский пророк Розенберг прославил Вагнера за воплощенный им идеал «северозападной(!) красоты».
Это — одна сторона медали. В Стране советов, в Ленинграде и в Москве, память Вагнера отмечена рядом концертов, собраний и статей в широкой печати. Перед всеми теми, которые ценят художественное наследство Вагнера, стоит задача — установить подлинное его лицо. «Как же нам отнестись к Вагнеру? Быть может нам отбросить его, раз он реакционер?.. Некритически принять?.. Ни то, ни другое… Горе тому, кто обеднит мир, перечеркнув Вагнера цензорским карандашом. Горе тому, кто спустит этого волшебника в наш лагерь».
Это слова А. В. Луначарского.
Лозунг о критическом освоении художественного наследия прошлого обязывает с особенным вниманием подойти к противоречивой, богатой контрастами и сложной жизни великого мастера.
Восемнадцатого октября 1813 г. на полях Лейпцига решалась судьба Европы. Немцы, австрийцы, русские, шведы стояли против французов, во главе которых был Наполеон. Император Наполеон прощался с союзником своим, испуганным королем саксонским, за Лейпцигом, после вчерашнего перемирия, гудели триста пушек; потеряв свою треуголку, с обнаженной головою проскакал император по Брюлю, одной из главных улиц Лейпцига; проскакал на запад, к Ранштедтским воротам, чтобы никогда больше не вернуться в Германию. Союзные войска вступили в Лейпциг под разноцветными знаменами императоров и королей «милостью божьей». Над Европой нависала реакция «Священного союза».
Все это видела из окна дома по Брюлю за № 3 Иоанна-Розина Вагнер, жена полицейского чиновника Карла-Фридриха-Вильгельма Вагнера — видела сидя над колыбелью младшего сына, родившегося пять месяцев назад…
Эта картина бегства Наполеона — характерная заставка для поколения, к которому принадлежал мальчик Рихард Вагнер, подобно тому, как иное видение — Наполеона на вершине славы, гарцующего по аллее Дюссельдорфа — навсегда запомнилось другому знаменитому молодому человеку молодого девятнадцатого века — поэту Гейне. Вагнер родился саксонцем, в год, бывший для его родины кризисным. То, что называли потом реставрацией, было по существу классовой местью феодализма — местью французским идеям революции; новым классовым установкам, новой культуре, весьма непочтительно зачеркнувшей все благодати старинных религий и сословных традиций, — местью старого новому. Поколению, родившемуся под пушечные громы наполеоновского падения, было суждено дышать воздухом, пропитанным национализмом и свободобоязнью.
Иоганна-Розина Вагнер мать Р. Вагнера.
Дом, где родился Вагнер. Лейпциг, улица Брюль, 3, впоследствии 88.
…Саксонии пришлось плохо. Стиснутая с севера растущей соперницей, Пруссией, с ее тенденцией политического и экономического захвата, с юга — австрийской традиционной отсталостью, продолжая нереальную игру XVIII века, ориентируясь на призрак «Королевства Польского», Саксония в тревожные годы наполеоновских конфликтов пыталась вести собственную политику, — приведшую ее к дням лейпцигской «битвы народов». В год Иены и Ауерштедта саксонцы «изменили национальному «немецкому делу», и заключили с Францией договор, согласно формуле: «Бог да хранит Наполеона, а Наполеон — Саксонию». Вспомогательный корпус саксонских войск замерзал вместе с великой армией на полях России. Из похода 1812 г. в Саксонию вернулось меньше трети солдат. А в тот самый день, когда Наполеон галопом проскакал по Брюлю мимо ворот вагнеровского дома, саксонцы восторженно изменили вторично и перебежали на сторону победителей — русских, пруссаков, австрийцев. Одураченный король саксонский был вынужден пережить унижение плена. Когда впоследствии он увидел в дрезденском театре на сцене актера, лицо которого напоминало ему чиновника, осмелившегося сообщить ему, королю, что он — в плену, — он велел неповинного актера удалить со сцены.
Приходилось платить. На венском конгрессе 1815 г. из-за Саксонии дело чуть не дошло до войны между бывшими союзниками. Ее все же оставили в виде «буфера» между Австрией и Пруссией. Но королю саксонскому пришлось подписать договор, по которому он уступал Пруссии большую часть своего государства: 20 тысяч кв. километров и 850 тысяч подданных. Оставшаяся самостоятельным государством в числе составлявших «Германию» стран — одной империи, пяти королевств, одного курфюршества, семи великих герцогств, десяти герцогств просто, десяти княжеств, четырех вольных городов, — Саксония сохранила 15 000 кв. километров и 1 200 тысяч жителей.