Февраль 1933 года. В середине месяца мы отправились в Ванцинский партизанский район, куда нас вел старик Ма. Восемнадцать партизан, воодушевленные началом активных действий, бодро шагали по тропам. Все это можно было понять — ведь двадцать дней мы провели в лесном шалаше, устав от бесконечных дискуссий на политические темы. Разумеется, бойцы еще не оправились как следует от пережитых ими зимой испытаний, но тем не менее отряд выглядел молодцеватым, живым и энергичным.
Спросишь нынешних ванцинцев: «Чем примечателен ваш край?», и услышишь в ответ: «Край наш известен длинными речами начальника уездной управы, большой длиной начальной школы и бесконечными горными ущельями». Столь остроумная шутка придумана, пожалуй, местными юмористами-балагурами. Безусловно, это лучший признак любви и привязанности к своему родному краю.
Если бы в 1933 году мне довелось услышать нечто подобное, то я представляю, какой бы была реакция на это моих боевых друзей, испытавших неимоверные муки, — они бы покатилисьсо смеху. Но тогда на вопрос бойцов: «Что вы можете сказать о Ванцине?», я ответил кратко: «Там много эмигрантов».
Что это означало? Существовала такая закономерность: если в провинции много эмигрантов — значит, много революционеров.
В Цзяньдао было много уездов. Но один из них, Ванцин, имел репутацию края, охваченного мощным пламенем антияпонского движения за независимость. Далеко за пределы уезда докатилась слава о поле брани, на котором старейший военачальник Хон Бом До нанес сокрушительное поражение карательному отряду японской армии. Здесь же базировалась часть Армии независимости, которая принадлежала Северной военной управе, руководимой Со Иром, Ким Чва Чжином, Ли Бом Соком и другими. В этом же районе действовал Ли Дон Хвн, отдавая все свои силы делу подготовки кадров Армии независимости.
Высокая маневренность Армии независимости, активные действия участников движения за независимость ускорили процесс пробуждения национального самосознания местных жителей, с новой силой вдохновили народ на патриотическую борьбу против японского империализма. Но после того, как движение Армии независимости уже пережило кризис отмирания и руководители движения за независимость ушли в Приморье и в зону советско-маньчжурской границы, руководящая роль в национально-освободительной борьбе в Ванцине постепенно переходила в руки коммунистов. Произошла переориентация от националистического движения к коммунистическому. На почве любви к Родине и нации, ухоженной руками националистов, произрастало и набирало силу коммунистическое движение благодаря усилиям предтеч нового идеологического направления.
Однако сама движущая сила этого движения не претерпела заметных изменений. Абсолютное большинство участников национального движения переориентировались на коммунистическое мировоззрение. В рядах этого движения были люди разных категорий: одни с самого начала встали на путь коммунизма, другие же вначале исповедовали национализм, а уж потом, пережив процесс идеологической перестройки, постепенно вставали на позиции коммунистов. Одними «чистейшими» людьми, не принадлежащими ни к каким идеологическим течениям, трудно укрепить коммунистическое движение. Именно в этом заключается наш руководящий принцип преемственности, обновления в развитии революции.
Идеи коммунизма — вершина истории человеческой мысли. Коммунистическое движение является высшей стадией революционного движения в целом. Но неверно было бы думать, что оно рождается и развивается на пустом месте, как говорится, из ничего.
В этом смысле Ванцин был во многом благоприятным местом-он имел длительную историю антияпонской борьбы, располагал надежной опорой в массах, прочными политическими устоями. Немаловажное значение имела также близость Ванцина к шести уездным городкам Кореи, к районам Яньцзи и Лунцзина — центрам патриотического культурно-просветительного движения в Цзяньдао.
Ванцин в полной мере оправдывает поговорку: «Где глубокая вода, там скопляются рыбы». Так и в этом краю собиралась целая плеяда революционеров. В то время в народе распространенными были утверждения: «Хочешь учиться хотя бы в нужде — иди в Японию; хочешь полакомиться хлебом — в Советский Союз; хочешь делать революцию — в Цзяньдао». Фразы эти ярко отражали душевный настрой корейской молодежи того времени, которая считала Восточную Маньчжурию передним краем движения за возрождение Родины, питала к ней безмерную симпатию.
Идти в Цзяньдао — было делом рискованным, подобно тому, как броситься на амбразуру. Но мы без малейшего колебания готовы были закрыть собой огневые точки, чтобы активно включиться в революционную борьбу.
С легкостью душевной шли мы в этот партизанский район. И не потому, что там ждали нас какие-то угощения, вкусные блюда или теплые постели. Мы знали — там нас встретят настоящие друзья, с которыми мы сможем разделить горе и радость, там был наш народ, была земля, по которой мы сможем ходить свободно. Там был построен настоящий наш мир свободы, которую нельзя подавить ни приказами японского императора, ни указами генерал-губернатора.
