Раиса позвонила в половине седьмого — Фил уже не спал, но еще и не бодрствовал, переживал только что приключившийся сон, уплывавший из сознания, как таинственный бриг, окутанный сумраком утреннего тумана. Бывшая жена всегда звонила в такую рань — в ее Тьмутаракани был обеденный перерыв, и ей почему-то казалось, что полдень наступил на всей планете. Фил давно перестал напоминать Рае, что сон — необходимая работа, которую нужно доводить до конца, и что существует такое понятие, как часовые пояса, и если у нее в Благовещенске середина дня, то в Москве только начало. Впрочем, в глубине души он был уверен в том, что Рая и сама это прекрасно понимала, но ей хотелось поднять Фила с постели, сорвать ему утренний распорядок, в общем, сделать хоть мелкую, но гадость — она-то лучше кого бы то ни было знала, что, если утро для него начнется не так, как обычно, то он не сможет продуктивно работать и, значит, думать будет не о задачах по развитию фантазии, а о ней, своей бывшей, и о Максимке, по которому Фил действительно безумно скучал.
— Слушаю, — пробормотал он, — доброе утро.
— Утро! — с возмущением сказала Рая. — У людей уже обед скоро!
Хоть бы слово изменила в обычном своем приветствии…
— Что случилось? — спросил Фил.
— Ничего, я просто хотела посоветоваться. Максимка в последнее время стал капризный, сил нет, ну это естественно, без отца растет, а мать все время занята, так ты мне вот что скажи: как по-твоему, Максимке будет полезно, если отдать его в какой-нибудь кружок?
— Да, — твердо сказал Фил. — Непременно. Только не на танцы, это мы уже проходили.
Глупый разговор. Иногда ему казалось, что Раиса звонит вовсе не потому, что не может сама справиться с прихотями Максима, их дорогого сыночка, которому в день, когда они расстались, исполнилось два года. Нет, бывшей супруге почему-то было необходимо для поддержания морального тонуса общаться с Филиппом хотя бы два раза в неделю. Может, хотела, наконец, услышать в его голосе сожаление о том, что он так легко согласился на развод?
— Нет, конечно, не танцы, — сказала Рая. — Но вот рисование…
Минут десять они обсуждали достоинства и недостатки детского образования, а потом кто-то Раису позвал, и она, быстро попрощавшись, бросила трубку.
— Господи! — воскликнул Филипп, обращаясь к марсианскому пейзажу, висевшему в рамке на стене. — Почему я все время забываю выключать телефон на ночь?
И в это время аппарат зазвонил опять. «Не возьму, — подумал Фил, — обо всем мы уже поговорили, хватит». Но рука сама подняла трубку, и он сказал раздраженно:
— Послушай, ты же знаешь, что по утрам я работаю. Неужели тебе доставляет удовольствие выбивать меня из колеи?
— Ох… — тихо простонал в трубке низкий женский голос. — Простите… Я не хотела… Это Филипп, да? Филипп?
— Да, — сказал он сердито, — это Филипп…
— Филипп, Лизочка умерла.
— Что? — Филу показалось, что он не расслышал. Может, она сказала «Риточка»?
— Лизочка умерла, — повторила Дина Игоревна — теперь он узнал голос, это была Лизина мама, щуплая женщина, похожая на тростник, низкий голос совершенно не вязался с ее немощным на вид телом, а слова, которые она только что произнесла, не имели никакого смысла. Что она хотела сказать на самом деле?
То, что сказала. Филипп проснулся окончательно и только после этого поверил.
— Когда?
— Ночью… Вечером… Вчера.
— Но мы же вчера были… Я проводил Лизу домой… Что случилось?
— Врачи говорят — инфаркт.
— Чушь! — вырвалось у Фила. Странный это был разговор, а может, обычный — кто-то уже смирился со смертью любимого человека, а кто-то еще не впустил в сознание и отгораживается барьером, будто отвергающим словом можно изменить случившееся.
— Простите, Дина Игоревна, — сказал он. — Я сейчас приду. Через минуту.
Лиза жила в трех кварталах — Филипп в четырнадцатой башне, она в восьмой, с магазином готовой одежды на первом этаже. Можно было проехать на троллейбусе две остановки, но Филу это даже в голову не пришло — очнулся он от временного отсутствия в этом мире, когда нажимал в лифте на кнопку пятого этажа.
Дверь в Лизину квартиру была распахнута настежь, в прихожей толпились какие-то люди, в большой комнате, где Фил с Лизой и ее родителями еще вчера пили чай с кизиловым вареньем, чинно сидели на стульях и диване соседи, Дина Игоревна и Олег Александрович, Лизин отец, стояли у окна, взявшись за руки, смотрели друг на друга и, похоже, находились сейчас не здесь, а в другом мире, где их дочь была живой. Чья-то рука легла ему на плечо, Фил обернулся и увидел Вадима Борисовича Гущина.
— Вам тоже позвонили? — пробормотал он, не найдя что сказать.
На глупые вопросы Вадим Борисович не отвечал никогда. Он привычно провел правой ладонью по лысине и сказал тихо:
— Пройдемте на кухню, я вам объясню…
На кухне никого не было, только свистел на плите большой пузатый чайник, вчера из него Дина Игоревна разливала чай, а Фил с Лизой сидели на диване и тихо обсуждали проблему защиты от мирового терроризма. Они продолжали говорить об этом и потом, когда, выпив чаю с вареньем, отправились якобы в кино, а на самом деле бродили по бульварам и дошли аж до Самотеки, откуда потом добирались домой на метро и троллейбусе, и Лиза спросила, когда они прощались у подъезда: