Шагнув из самолёта на трап, Ольга зажмурилась — так беспощадно ярко полоснуло солнце по привыкшим к полумраку салона глазам. Тело обдало жаром, особенно неуютно стало ногам, обутым по московской погоде в зимние ботинки. Горячий сухой воздух защекотал ноздри, ворвался в лёгкие, выгоняя оттуда остатки промозглой снежной сырости.
— Лёлька! — налетевшая сзади Вика обхватила её за талию и, чуть не бегом, потащила вниз. — Лёлька! Мы в Африке!!! Обалдеть!
Автобус, поджидающий пассажиров, уже раскрыл свои двери, приглашая в салон, но Ольга не торопилась. Она медленно обвела взглядом жёлтую каменистую, пересыпанную песком равнину, исчерченную бетонными полосами аэродрома, далёкие, клубящиеся в горячем мареве раскалённого воздуха горы, какие-то ослепительно белые строения и, зажмурив глаза, чуть встряхнула головой, будто отгоняя наваждение. Всё казалось нереальным, фантастическим, пожалуй, даже киношным. Всего четыре часа назад она смотрела в иллюминатор на убегающие назад, покрытые мокрым снегом ёлки, голые ветки берёз, чёрные пятна земли, будто сочащиеся влагой. А самолёт всё убыстрял свой бег, вдавливая её в кресло, а потом затрясся, подпрыгнул, и весь этот знакомый пейзаж стремительно провалился куда-то вниз, исчезая за толстыми чёрными облаками.
— Не спи, замёрзнешь, — Вика чуть не силком волокла её за руку к автобусу, — хотя какое тут замёрзнешь, скорее сваришься. Давай, давай быстрее, в аэропорту, наверное, кондиционеры есть.
Ольга снова встряхнула головой, действительно, какие там снежинки-ёлочки! Жара была ошеломляющей, лёгкий шерстяной свитерок и чёрные брюки превратились в удушающий скафандр, а ботинки — в две печки, для чего-то надетые на ноги.
Всё дальнейшее слилось в единый яркий, суетливый поток: и прохождение египетской границы, и обмен долларов на толстую пачку каких-то непонятных потрёпанных бумажек, и яркая улыбчивость смуглых лиц, объясняющих что-то на ломаном русском, и прохладный кондиционированный воздух комфортабельного автобуса.
За тонированными стёклами замелькали улицы, пальмы, стройки, пёстрые толпы людей: смуглых, в странных белых рубахах до пят, и белокожих — в шортах, майках, белых платьицах. Автобус останавливался, выгружал пассажиров, пока, наконец, не настала их очередь.
Отель показался огромным и роскошным. Ольга жила пару раз в гостиницах, когда ездила с детьми в Петербург и Ярославль, но те гостиницы, с их неистребимым «совковым» оформлением, крикливыми тётками, обшарпанными стенами, даже отдалённо не напоминали того, что она видела сейчас. Громадный холл поражал воображение, его дальние углы таяли в прохладном сумраке. Мягкие кожаные кресла вокруг уютных столиков манили в свои объятия, стойки нескольких баров притягивали взгляд, пестрели разноязыкими этикетками бутылок, источали аромат кофе и ещё чего-то незнакомого, но волнующего.
Викуля бойко тарахтела по-английски с высокими смуглолицыми служащими, порою помогая себе жестами, заполняла какие-то бумажки, пока, наконец, не махнула рукой совершенно ошалевшей Ольге.
— Ну всё, пошли!
Чернокожий, ярко улыбающийся парень в форменной одежде, подхватил, словно пушинки, их чемоданы, опередив потянувшуюся к своим вещам Ольгу, и бодрой рысью понёсся по холлу, так, что девушки еле поспевали за ним.
Выскочив во внутренний двор отеля, Ольга на мгновение застыла, чуть не с открытым ртом и так бы и осталась стоять, если бы Вика не дала ей сзади лёгкого пинка.
— Давай, давай, шевели колготками, потом глазеть будешь.
А посмотреть было на что. От стеклянных дверей тянулась широченная аллея, обсаженная по бокам огромными финиковыми пальмами, она обтекала с двух сторон большой бассейн, с голубой прозрачной водой. Чуть дальше, за бассейном, аллея распахивалась широкой излучиной на пляж, за которым расстилалось Красное море. По сторонам аллеи, за пальмами, блестели ослепительной белизной двухэтажные, вытянутые в длину строения, с огромными чёрными зеркальными то ли окнами, то ли дверьми. Всюду: возле окон-дверей, вокруг бассейна, на пляже стояли шезлонги, лежанки, столики, грибки-тенты. Мужчины в плавках или шортах, женщины в купальниках загорали на солнце, прятались в тени тентов, купались, болтали. Над волейбольной площадкой взлетал мяч.
Всё для Ольги было настолько необычно, ново, так не ассоциировалось ни с чем знакомым, привычным, что она, в своих тёплых ботинках, чёрных брюках и свитере, вдруг почувствовала себя инородным телом на этом празднике жизни.
— Пошли, Лёлька, пошли, — тянула её за руку Вика вслед за убежавшим носильщиком.
А тот уже открывал двери их номера. Белозубо улыбаясь, он раскинул руки, словно принося в дар очаровательным девушкам весь этот номер, пощёлкал выключателем, под потолком что-то тихонько загудело, посылая вниз струю прохлады. Кондиционер, поняла Ольга. Вика, сунув ему однодолларовую бумажку, махнула рукою: вали, мол, и закрыла дверь.
— Bay! — Вика стянула с себя свитер, джинсы и заскакала по номеру, как девчонка. — Раздевайся, сваришься! Сейчас распакуем вещи, наденем купальники и в море, в море, в море!!!
И она принялась тормошить и щекотать ошалевшую Ольгу, пока та тоже не взвизгнула и не запрыгала по комнате.
