Наталья Макеева
УТРО
То, чего нет. Пробуждение, за которым не следует ничего, кроме еще большей усталости. Hепередаеваемое ощущение мерзости, инородности внешнего мира, в котором все "надо", но это "надо" по сути ничего не дает, кроме желания закрыться, уснуть, перестать мучаться вопросом - сплю я или нет... Холод, нескончаемый холод, проникающий повсюду, холод, преследующий меня, мой верный пес, мой злейший враг. Мы навсегда вместе, он уже почти слился со мной, я не боюсь его, просто мне не нравится мерзнуть. Смотрю в зеракало. Hа шее болтается латунный диск с круглым отверстием в центре. "Ты воистину слаб". Мы все слабы утром, когда костлявая рука, пропахшая ранней гарью приподнимает занавеску и манит с собой - прямо в глотку больничной зари. Остановка. Серый воздух, идет мокрый снег. Стоит невообразимый, давящий грохот, сводящий с ума бестолковый, нелепый шум. Вокруг толпятся такие же как я, не успевшие до конца проснуться люди, еще не решившие, стоит ли начинать этот день. Слипаются глаза, по лицу медленно стекают леденые капли. Сквозь пелену мне кажется, что фигуры вокруг слегка покачиваются в странном, не от мира сего, танце, зачарованные воем грузовиков. Hа всем лежит печать чего-то серого, тревожного, затаившегося. Даже ярко-красные огни светофоров выглядят подслепватыми размытыми пятнами, оказавшимися здесь по чистой случайности. Игает музыка. Я не могу точно вспомнить, что это - какая-то веселая танцевальная мишура вроде той, что постоянно крутят по радио привязчивая мелодия, незамысловатый текст. Звучит довольно громко. Внезапно мне становится не по себе - непривычное ощущение, возникающее от расслоения окружающих звуков. Игривость, незатейливость мелодии никак не вяжется с неосознаваемой тревогой, повисшей в воздухе. Мне начинает казаться, что кроме этой музыки больше не осталось различимых для человеческого слуха звуков, но слиться с тишиной, царящей на остановке она не может и продолжает биться в вакуме, словно подчеркивая абсурдность, уродство происходящего... В тишине возникает гул, который даже нельзя назвать звуком - так, очередной выкидыш, тщетно пытающийся заполнить пространство. Лохмотья снега медленно опускаются на лица, на покрытый грязью асфальт. Люди ходят, суетятся, каждый озабочен сейчас чем-то своим, но при этом создается впечатление, что на самом деле они просто не знают спят они или нет и просто мечутся, что бы казаться живыми. Я поднимаю глаза и в клубах желто-серого дыма вижу очертания уродливой,
ни на что не похожей фигуры, медленно понимающейся над городом. Оно как будто вырастает из приземестого здания, мертвым грузом лежащего на влажной, колеблющейся поверхности... Я чувствую, как мой на мой мозг накатывает горячая волна, как звуки начинают жить не просто отдельно друг от друга, а своей жизнью, отдаваясь в висках невыносимой болью. "Ты в это до сих пор веришь?" - поносится в голове фраза, сказанная не мной и слишком давно, что бы быть хотя бы частью прошло. Очередной призрак, который как всегда исчезнет, не оставив после себя ничего. Забытье обрывается. Я сажусь в автобус и быстро погружаюсь в некое подобие сна. Во сне мне почему-то жарко, обрывки чужих разговоров переплетаются с моими мыслями. Только звуки и головная боль. Время от времени я открываю глаза и пытаюсь что-то разглядеть сквозь покрытое расцарапанным инеем стекло. В морозных узорах и царапинах мне мерещатся лица, прорисованные хитрой игрой теней. Я то сижу, тупо уставившись на них, то проваливаюсь в фантасмагорию звуков, и узнаю там все те же тени, все те же лица и усердно пытаюсь вспомнить, кто же это и почему его или их облик так странен, но случайности, наполняющие окружающий мир, несут меня дальше. День, день, этот день, начинющийся, уже сейчас стремящийся к закату, такой же нелепый, как и все остальное, вступил в свои права.
