Они решили не вламываться в его квартиру и не рисковать лишним шумом. Ламберта выследили, и когда он утром выходил из подъезда, силой затянули в подъехавшую сзади машину. Даже никто из прохожих не увидел этого, впрочем, для похитителей это было не важно. Внутри Ламберту завязали глаза и связали сзади руки. Он пытался что-то спросить, сделать вид, что ничего не понимает, но на это просто не обратили внимания. Потом десять минут все ехали молча.
Приехали. Ламберта вывели из машины, завели в дом, и в одной комнате посадили на стул.
— Ну что, сволочь, доигрался? — услышал он незнакомый голос. Ему развязали глаза. Теперь Ламберт увидел, что сидит он на стуле, спиной к окну, в какой-то тесной и грязной комнатке с голыми стенами. Напротив него стоял крепкий невысокий мужик в кожаной куртке, ещё кто-то ходил сзади. — Тебя как, сразу замочить, или может, избить сначала?
Мужик схватил Ламберта за волосы и с размаху нанёс сильный удар в нос. Потекла кровь, Ламберт со стонами свалился со стула.
— Что вам от меня надо?! — завопил Ламберт, — кто вы? Я ничего не знаю!
Его принялись медленно избивать. Перестали только когда напротив окна остановилась машина — новый Мерседес. Из неё вышли ещё трое, и тогда Ламберта снова посадили на стул. Теперь он будет говорить. Дверь отворилась, и через неё прошли три человека примерно одинакового возраста (40–50 лет), и только один из них, очевидно главный, был в костюме. Даже лицом он сильно отличался от остальных. Он осмотрел Ламберта, и повторил первую, сказанную ему фразу:
— Ну что, сволочь, доигрался?
— Что вам надо? — с трудом спросил Ламберт.
— Что нам надо, что нам надо… это тебе надо, — почти невозможно было угадать, врёт этот человек, или нет. — А мы ведь тебя не раз предупреждали. Предлагали даже, если не хочешь работать с нами, просто не мешать, а ты в полицию пошёл. Вот зачем? TRP — проект очень полезный, и его надо развивать. Я вот только вчера разговаривал с Шефом, так он сказал… — он говорил про то, каким нужным человеком считают Ламберта, и какой невыгодной будет его смерть. Всё это было настолько правдоподобно, что Ламберт почти поверил ему, но только почти — слишком много он слышал о Шефе. — В общем ты, Ламберт, должен предоставить нам информацию о планах шестой экспедиции под Нижний Новгород в России. Это можешь сделать только ты, ведь тебе это не сложно?
— Разве только я? — переспросил Ламберт.
— Сейчас — да. Нам нужен план, и ещё ты дашь нам коды, ну?
— Согласен.
— Вот и хорошо.
Вряд ли кто-то мог бы сейчас предположить, к чему впоследствии приведёт то, что сделал сейчас Ламберт. Ему дали компьютер, и он предоставил им план экспедиции, только старый, замененный новым два дня назад. Он был очень похож на новый, его только немного подстроили под неожиданно изменившийся прогноз погоды; из-за этого поменялись и даты походов за границу.
Когда всё было проверено, Ламберта убрали.
Научный прогресс не обошёл и криминалистику, и, наверное, сделал больше вреда, чем пользы — после введения некоторых новшеств раскрываемость преступлений не только не повысилась, но и сильно упала. Самым худшим введением до сих пор считается считывание информации с мозга жертвы. После этого убивать стали намного осторожнее — или стреляли с расстояния, или использовали яды, и тогда смерть выглядела как инфаркт или инсульт. Очень часто после убийства у жертвы просто похищали голову. А когда прогресс дошёл до того, что можно было считать всю память, отрывание и уничтожение головы стало правилом. Из-за этого очень много людей страдало морально. Потом это нововведение, хотя и с большим трудом, но всё-таки удалось отменить, правда не полностью. При громких убийствах, когда задевались интересы государства или общественности, считывание памяти разрешалось проводить. Получалось, что если человеку после убийства оторвали голову, то значит боялись считывания мыслей, и тогда расследованием занимались очень серьезно. Рисковать с Ламбертом тоже не хотели, и с ним поступили профессионально — его тело должно было исчезнуть.
ПОЛ ЛЭЙТОН
Сказать, что Детройт изменился — не сказать ничего. Теперь это почти другой город. Ничего не осталось не только от старых домов, но и от самой планировки улиц. Сейчас, когда думаешь о Детройте, единственное, что приходит в голову — это Гринвэй. Это не просто главная улица, это достопримечательность города. С правой стороны от широкой трассы стоят высокие красавцы-небоскрёбы из стекла и бетона. Лучшие дома города, все одного цвета, они похожи друг на друга, и мощным рядом стоят вдоль дороги.
С другой стороны — сквер, полный тропинок и зелёных деревьев. Трава и кусты особых сортов стригутся здесь каждое утро. Те богатые люди, у которых бывает свободное время, любят разгуливать здесь по вечерам. Они покидают свои особняки и приходят сюда, чтобы в тесных кампаниях, среди людей своего круга, допоздна сидеть на лавках под кронами деревьев и просто разговаривать.
Расположение сквера не случайно. Он продуманно стоит между небоскрёбами Гринвэя и районом частных домов. Это район элиты — здесь не наберётся и трёхсот участков, но зато каждый заселяет семья миллионера. В центре, на берегу небольшой речки, стоит восемь самых больших построек с очень дорогой растительностью и большими подземными гаражами на несколько десятков машин.
