Липкая густая темнота наполнена разноцветными огнями глухой боли, которые то вспыхивают с завораживающей красотой, то, буквально на ничтожное мгновение, исчезают. Пространство моей бесконечной никчемности начинает понемногу рассасываться, и первые лучи реальность просачиваются в него…
– Фака, братишка, ты жив? – раздается голос в темноте прямо надо мной. Господь Бог, единственный и, типа, неповторимый, ты ли это? Ебать-ебать. Я никогда не верил в Бога, и вот теперь, когда, кажется, пришло время подохнуть, он пришел за мной. Ну, разве это не красиво? Было бы красиво, если бы не пахло дешевой бульварной банальщиной. Я открываю глаза. Если делать выводы из того, что я лежу на кушетке, в своей комнате в студенческой общаге, а за окном идет густой лондонский дождь, тогда, выходит, я жив. Но, черт бы меня побрал, уж лучше подохнуть, чем сталкиваться с такой реальностью. Как там Мерелин Мэнсон поет? «Молись, крошка, чтобы твоя жизнь оказалась всего лишь сном»? Так, кажется, да? Молись, Фака, молись. Очередное пробуждение, болезненное возвращение к изрезанной лезвием бритвы реальности, к миру, пропахшему женскими выделениями, скисшим пивом, и не менее кислыми рожами твоих так называемых друзей-собутыльников.
– О! Факовский открыл глаза! – слышу я знакомый голос, и надо мной появляется опухшая от алкоголя и хронического недосыпания рожа моего соседа по комнате Пола.
– Лучше бы я их не открывал, – с трудом прошептал я сквозь слипшиеся губы. Во рту очень сухо, а еще, как-то липко, и вкус отвратительный. Я едва могу передвигать языком, поэтому, даже самые простые фразы даются мне с неимоверным трудом. Окружающим же они, скорее всего, больше напоминают мычание полусонного бычка.
– Как ты себя чувствуешь? – подал голос Мик – гребанный фанат, гребанного «Манчестер Сити», а так же законченный алкаш и драг-диллер по крайней мере всей нашей академии. Чувак сидел в кресле, прямо напротив моей кушетки, пил пиво и затягивался сигаретой. Ему, судя по жизнерадостному голосу, не так херово как мне, а, возможно, даже хорошо. Одет, блядь, вроде бы только что пришел: шерстяные брюки, хлопковая рубашка в легкую полоску от «Hackett», и черная жилетка. А как я? Что я чувствую? Головную боль и жуткую необходимость пойти и поблевать. Нормально, вообще-то. Если это все мои проблемы, то я тогда lucky.
Первый трабл легко разрешим при помощи таблетки-второй аспирина, а второй…хэх, сходи поблюй, Фака.
– Хуево, – честно признался я. Как это часто бывает, пробудившись после непродолжительной отключки, все симптомы недавней пьянки начинают напоминать о себе. И, что особенно противно, стараются они это делать одновременно. К головной боли и тошноте теперь еще присоединились жажда, а так же ощущения глубокого депрессняка и потерянности во времени. Первым делом, это конечно в голову начинает забиваться комками чувство депрессии. И думаю в такие минуты о том, зачем я:
– напился;
– живу на этом свете;
– вообще родился…
– и так далее, по списку.
Вчера (это было вчера, чувак?) было все нормально и даже мило: мы пили пиво и курили траву, не заботясь о том, что комендант общаги припрется к нам с проверкой. Мы выпили всего ничего: по шесть банок пива, и травка ложилась очень даже хорошо. И тут вот, черт дернул, Мик с загадочным видом сообщил, что у него есть кислота. Ну, кислота это, конечно же, круто, особенно, когда ты уже бухой в задницу, и тебя еще после травки начинает пробивать на то, чтобы убиться к чертовой матери. Короче, мы закинулись по марке LSD, а вот потом… А что было потом я плохо помню. Кажется, ничего и не было. Во всяком случае, мы не поперлись на поиски дырки, к которой можно было приткнуть наши пиписки гы-гы-гы. И это – прогресс, ребята. Нет, я имею в виду, что это обнадеживает. Значит, не все еще мозги перевернулись на сто восемьдесят, или сколько там, блядь, градусов.
– Пить, – попросил я.
В руке моей тут же оказалась банка холодного «Beamise». Отпив, я почувствовал некоторое облегчение. Во всяком случае, мерзкое ощущение того, что тебе в рот насрала собака, пропало. Я подвигал языком во рту – шевелится. Я сделал еще несколько осторожных глотков, с наслаждением ощущая, как пиво течет по измученному организму. Поставив банку на пол, я устало упал обратно на пропахшую потом и алкоголем подушку. Интересно, что случится раньше: меня выгонят из академии и депортируют из страны, или же мозги в один прекрасный момент окончательно и бесповоротно сдвинутся, и мне только и останется, что пить «Guinness», болеть за «Вэст Хэм», и искать какую-то сучку, которая согласилась бы у меня отсосать? Классная перспектива, вы не находите? Черт, первым делом надо определится во времени. Я напрягся. Вспомнить не удавалось ровным счетом ничего. Дни, недели – все смешалось в единую приторно пахнущую кучу. Запах, блядь, этот сладкий запах – одеколон Мика, я же просил этого ублюдка выкинуть к черту его сраный «Sander». Чувство потерянности во времени – страшная штука, чуваки. Ощущение дерьмовости в такой ситуации сравнимо лишь с паническим паранойидным наваждением, которое охватывает в жопу пьяного человека, затерявшегося в какой-то незнакомой части города. У меня один раз случилась такая фишка: я нажрался водки, и потерялся в большом мегаполисе, в его самом далеком районе. У меня была лишь одна мысль: ты влип, чувак! Подходить к людям за помощью было бесполезно – моя речь была абсолютно нечленораздельной. Обычный пьяный ублюдок, которого в лучшем случае послали бы, а в худшем – приняли акабы.
