К нам в колхоз пришла подмога
Из райцентра Петушки...
Сергей Трофимов.
Подмосковье. Кунцево. Лето 1936 года.
Портрет Ленина на стене по своему обыкновению хитро прищурился, когда Иосиф Виссарионович глубоко затянулся, выпустил дым и, указывая черенком трубки на Каменева, спросил: - Так вы, Сергей Сергеевич, говорите, что у товарища Белякова дома живёт крылатая собака? - Верно, товарищ Сталин, - подтвердил нарком обороны, продолжая выкладывать на стол пакеты и свёртки с подарками, привезёнными из колхоза имени Столыпина. - Я его сам видел. Молчавший до того Патриарх погладил бороду, которую он был вынужден стричь коротко, чтобы не закрывала боевые награды, уточнил: - Александр Фёдорович ничего про генералов Архангельского и Раевского не говорил? - Нет. А должен был? - Это их пёс, - пояснил Алексей Львович. - Забавный. Я с ним ещё на "Челюскине" познакомился. - И я, - кивнул Сталин. - Только это не она, а он. Но тогда без крыльев был. - А почему, собственно, их собака? - спросил Каменев. - Может, просто мутация какая? - Ещё скажите - уродство, - укоризненно покачал головой Патриарх. - Не скажу. - И не надо! Иосиф Виссарионович постучал по столу, привлекая внимание: - Не нужно спорить, товарищи. Давайте лучше сами посмотрим и решим - это тот самый Такс, или совсем другой. И если наши догадки верны, то стоит приложить максимальные усилия для установления связи с Гавриилом Родионовичем и Изяславом Родионовичем. - А зачем? - не понял нарком. Сталин и Акифьев молча переглянулись. Каменев не присутствовал при памятном разговоре на "Челюскине", а сами они не афишировали контакты таинственных генералов с неким лесником из Конотопа, известным как старец Кузьмич. Конечно, кое-какие вопросы появились два года назад, когда в кремлёвском кабинете вдруг открылся неизвестный передовой советской науке переход. А перед тем по громкой связи все услышали знакомый картавый голос. Тогда всё удалось объяснить, точнее - ничего не объяснять, сославшись на режим строгой секретности. Позже решено было картавость считать всеобщей слуховой галлюцинацией, вызванной некачественной "Хванчкарой", а светящийся прямоугольник с надписью "Сделано в СССР" - новой разработкой инженеров Нижегородской радио-лаборатории имени Бонч-Бруевича, штукой жутко дорогой, и применяемой только в исключительных случаях. - Так нужно, - объяснил Патриарх. - Партия сказала - надо! - Тогда понятно, - с облегчением произнёс нарком обороны. Действительно, партия порой требовала столь очевидные глупости, что наличие ещё одной абсолютно ничего не меняло. - Так я сейчас Александру Фёдоровичу позвоню. С этими словами Сергей Сергеевич уселся в кресло хозяина кабинета, одной рукой снял трубку с телефонного аппарата, а другой машинально достал из кармана футляр с толстой сигарой. - Каков наглец, а? - шепнул Сталин на ухо Патриарху. - Жалко, что ли? - так же тихо удивился Алексей Львович. - Пусть курит. - Да я про кресло. - Так не насовсем. Каменев тем временем для чего-то дунул в трубку и попросил: - Алло, барышня, соедините меня... Что? А, здравствуйте, товарищ Поскрёбышев, соедините меня с Беляковым, пожалуйста... Что? Нет, зачем мне лётчик? Председатель колхоза нужен... Дожидаясь ответа, нарком прикурил, и блаженно прищурившись, откинулся на спинку. Но вот в аппарате что-то хрюкнуло на весь кабинет, и Сергей Сергеевич громко крикнул в трубку: - Александр Фёдорович, добрый вечер! Узнал?... Что? Нет, ничего не забыл... Голова? Спасибо, уже не болит. Я вот по какому вопросу... Что? Наоборот, сам приезжай. Ага, серьёзно тебе говорю... И товарищ Сталин приглашает... Как это? Да ты понимаешь что... Каменев прикрыл трубку ладонью и повернулся с удивлённым лицом: - Он сказал, что не сможет приехать. - Что значит, не сможет? - поразился Патриарх. - Его сам Иосиф Виссарионович просит, а он... Прокляну! - Да погодите вы вот так сразу обвинять, - вступился за председателя Сталин. - Могут же быть у человека, у уважаемого и заслуженного человека, между прочим, веские причины. Зачем сразу анафему? Вот из-за таких как вы, товарищ Акифьев, нас в будущем будут какие-нибудь либералы упрекать в излишней жестокости. - Господь с вами, товарищ Сталин, - перекрестился Алексей Львович. - Откуда на Руси либералам взяться? Они ведь появляются только от полового бессилия... Надо же куда-то нерастраченную энергию девать? Ну, или от полной невостребованности, если женский вариант рассматривать. Так что не беспокойтесь - наш народ в этом плане ещё о-го-го какой! - У Александра Фёдоровича уже шестеро детей. - И я говорю... Какой же он либерал? - Вы меня совсем запутали, товарищ Акифьев, - отмахнулся Иосиф Виссарионович. - Сергей Сергеевич, что там за причина? - Сенокос у них, - пояснил нарком, - а потом сессия. Или наоборот, я точно не разобрал. - А вот это вы зря, товарищ Каменев. Настоящие большевики всегда должны быть точны в формулировках. Пусть ваше слово будет да - да, нет - нет. А остальное - от лукавого, - Сталин вдруг осёкся. - Постойте, какая ещё сессия? - Да он в сельскохозяйственный институт поступил. На вечернее отделение. - Зачем ему это? Вот у нас половина наркомов с церковно-приходской школой, и ничего. - Ага, а некоторые даже иешиву заканчивали, - не смог удержаться от реплики Акифьев. - Потому мы до сих пор не государство рабочих и крестьян, а страна недоучившихся аптекарей и семинаристов. - Вы на кого намекаете, Алексей Львович? - обиделся Сталин. - Я учёбу бросил, чтобы заняться... хм, будем считать, что революционной деятельностью. - Я намекаю? - удивился Патриарх. - Наоборот, открытым текстом говорю, что и вам, Иосиф Виссарионович, стоит пойти учиться. Постойте-постойте, про самообразование знаю... Это похвально. - Так в чём же дело? - А в том! Вот ехал давеча по Москве, а кругом плакаты, а на них - "Комсомолец - на самолёт!" Тьфу! Да их за парту нужно, а не на самолёт. Который, между прочим, ещё сделать нужно, а некому. У нас ведь рабочие на заводах до сих пор чертежи читают с помощью молитвы и какой-то матери, - Алексей Львович расходился не на шутку, и в последних фразах уже не думал о субординации. - Знание - сила, неграмотность - грех. А просерешь страну - прокляну! Каменев так и сидел, зажимая трубку ладонью, и боясь привлечь к себе внимание. Виданное ли дело - перечить самому товарищу Сталину? Причём из-за какой-то мелочи. Даже не столько перечить, сколько просто орать на него, тыкая пальцем чуть не в нос. Раньше и за меньшее можно было поплатиться головой. Правда, после памятного перелёта с Чкаловым на север вождь неуловимо изменился характером, но всё же... Но у Иосифа Виссарионовича была другая точка зрения на сегодняшнюю ситуацию. В разговорах с Патриархом наедине, у них не раз доходило до ругани, причем, чем громче Акифьев кричал, тем более он потом оказывался прав. - Только не кипятитесь, Алексей Львович, - спокойным голосом произнёс Сталин. - Вы можете предложить что-то конкретное? - Конечно, могу. Отчего бы не предложить? Пример нужно народу показать. Придётся вам, Иосиф Виссарионович, пойти учиться. Хотя бы заочно. И лозунг выдвинем - "Коммунисты в аудиторию!" - И тоже в сельскохозяйственный, как товарищ Беляков? - А почему бы и нет? - Патриарх усмехнулся в седую бороду. - Большевики - агрономы душ человеческих. А если серьёзно, то хоть в консерваторию. Нет... туда, пожалуй, не стоит. А в остальном - без разницы. Главное - подать это правильно. Пусть Булгаков озаботится. - И чего он там напишет? - Правду и напишет. Комсомольскую. Да хоть пионерскую - нам всё равно нужен положительный пример. И начнём с вас. - Но почему я? - сопротивлялся Сталин. - У меня времени даже на личную жизнь не хватает. Акифьев глубоко задумался, и через некоторое время его лицо осветилось отблесками откровения свыше. - Личная жизнь, говорите? А может вам жениться, Иосиф Виссарионович? А то все люди как люди... - А я? - А вы не о себе, о стране подумайте. Сталин положил потухшую трубку на стол и произнёс твёрдым голосом: - Так, когда в институтах вступительные экзамены? Вопрос был вполне риторическим, и потому отвечать на него никто и не собирался. Нет таких университетов, в которые не могли бы поступить большевики. И вообще, пусть теперь у ректоров голова болит по этому поводу. - Ну, так что сказать Белякову? - напомнил о себе Сергей Сергеевич. Иосиф Виссарионович внимательно посмотрел на Патриарха, отчего тот сразу же категорически заявил: - Я не поеду. У меня через два дня всесоюзный съезд муфтиев начинается. - Не понял, - Сталин удивлённо вскинул брови, - а вы к ним какое отношение имеете? Разве они подчиняются Московской Патриархии? - Конечно, нет, - ответил Акифьев. - Но, как секретарь партийной организации... Просто обязан присутствовать. - А вы? - вождь перевёл взгляд на наркома обороны. - И у меня не получится, товарищ Сталин. Завтра улетаю на Корсику. - На совместные учения? Кстати, кто догадался назвать их "Лиса и виноград"? Мне, конечно, плевать на мнение англичан, но такой явный намёк им не понравится. - А что, разве плохое название? Товарищ Ворошилов вообще сначала предлагал "Шок и трепет". - Ну, это уж слишком. - Вот и я о том же - скромнее нужно, - кивнул Каменев. И добавил, опять вспомнив про телефон: - Давать отбой? - Да, ничего не говорите, - согласился Иосиф Виссарионович. - Пусть это станет сюрпризом.
