Когда сломили красных[1], пленных расстреливали пачками и по одиночке среди березняка на кладбище.
Был праздник.
В городе гудели колокола, а их приводили партиями на площадку среди крестов и наскоро приканчивали, чтобы не задержаться: работы еще много.
Праздная любопытная толпа лезла со всех концов огромной рощи кладбища.
Пришлось установить караулы, чтобы случайно не подстрелить безвинных.
И ложились один за другим молодые, сильные, смелые, без тени страха, мольбы, раскаяния, сожаления. Ложились среди кустов крапивы, малины, среди могил, крестов — тихие, спокойные, с безумной жаждой жизни. И лежали долго: убирать некогда, — после подберут, кому надо.
Из-за решетки ограды глазели любопытные, но их не гнали: зачем? Пусть смотрят, как нужно поступать с врагами…
… А когда привели новую партию полных жизни людей и расставили их у крестов, — один бежал, бежал дерзко, безрассудно, скрывшись за белыми стволами берез. Грянул один выстрел, другой, на разве за березами поймаешь?
Еще миг и беглец сорвался с огромного яра и исчез там, где далеко под обрывом течет мутноводная Обь.
— Чорт с ним, не уйдет, — сказал старший и крикнул своим: — Кончай, ребята этих, да за тем, далеко не уйдет!
Наскоро перестреляли всех и бросились к яру.
Там далеко по реке брел человек.
— Не уйдешь, — крикнул ему человек в серой шинели и вскинул винтовку. Рявкнул выстрел, другой. Человек в реке вздрогнул и бросился вплавь.
Толпы любопытных стерли посты. Берег закишел людьми праздными. У края щелкали винтовками люди в серых шинелях, сзади них — другие люди любовались небывалым зрелищем охоты на человека. Человек уходил. Река быстро сносила его вперед.
Толпа волновалась.
Выстрелы рявкали один за другим.
— Левей, левей, — кричал истошным голосом паренек, толкая стрелявшего: — Левей кати, не-то уйдет.
Рявкнул выстрел — мимо.
— Э! Говорил — левей.
— Выше, выше, — подсказывал другой и нервничал больше стрелявшего.
— Стрелять не умеют, а тоже… — заметил третий и полез к берегу. — Дай-ка я его дуплетом.
— Куда? — обозлился стрелявший и зло замахнулся винтовкой на глазевших.
— Расходись, не мешай!
Никто не пошевелился.
— Ныряет, ныряет, — крикнул кто-то из толпы и все взоры устремились в уходящую точку.
— Цель вперед! — надрывался заядлый охотник.
— Вперед, вперед. Как бахнешь, он тово, а пуля-то и тово…
Рявкали выстрелы напрасные, ненужные.
Разгоралась страсть охотника.
Весь берег жил охотой.
Спорили: уйдет, — не уйдет.
— Башку снесут… Куды уйдет…
Вдруг человек в реке вздрогнул и перестал плыть. Он быстро побрел, ныряя и скрываясь под водой.
— Ранили, — облегченно вздохнул берег, и пули защелкали еще чаще, еще неумолимее, беспощаднее…
— Цель выше, выше… Эх!
— Да разойдетесь вы наконец, — злились стрелявшие, — а не-то и вас туда-же.
— Вояки, стрелять не умеете…
Лезли, мешали, толкали под руки, а человек уходил, уходил наверняка.
У крестов ждали новые.
— Уйдет, — сокрушенно вздохнул кто-то, и никто не возразил ему.
Рявкнул выстрел, точка вздрогнула, осела и исчезла под водой.
— Не уйдет, — самодовольно улыбнулся серый человек, обернувшись к толпе. — Подурачил и будет.
— В самую маковку, — ухмыльнулся паренек… Патронов только сколь зря порасстреляли.
— Ну, ладно, разойдись, — крикнул старший и прикладом стал отгонять стоявших у берега.
— Разойдись, нечего галок считать.
— А ты што толкаешься-то, — нешто можно?
— Ну, говори, — обозлился старший.
— И поговорю, нешто запретишь?
— И запрещу!..
— Ишь, барин какой нашелся.
— Н-ну!..
— А ты не нукай… Запряги свою жену, да и нукай.
— Ты што, — рассвирепел старший. За одно с тем так мы и тебя заодно спустим.
— Не шибко испугались… Много этих спускальщиков найдется… Правов не имеешь, — ввязался паренек.
— А ну-ка, ребята, покажи им права.
Защелкнули приклады, ахнула толпа, осела, ожесточилась.
— Расходись, — кричал старший. — Стрелять прикажу.
Паренек злился не меньше старшего.
— Стрелять… Ишь ведь прыть какая… Настреляетесь… Смотрите, кабы самим туда под яр не прыгнуть… Сволочи…
— Што? — загремел старший. — Окружай их, молодцы.
— Убивцы, за што человека-то убили?
— И то убивцы. Человек, можно сказать, от смерти убег и того в воде пришибли.
— Креста на вас нет, иуды!
В толпе рос протест. Толпа, горевшая страстью крови, проклинала убийц.
— Среди бела дня людей добивать… Кто вам права таки дал?..
Винтовки напирали. Толпа шаг за шагом отжималась за ограду. Выросли посты. Толпа сгрудилась у решетки.
— Сволочи, убийцы… За что человека-то убили?
… Достреяяетесь еще.
… Ироды, человек спасся, так еще добивать.
* * *
Среди березняка и крестов добивали новых. Били наскоро, торопились. Трудно, надо до дому поспеть. Весь день на ногах; пора бы новую смену дать.
— Скажите, чтоб больше никого не посылали. Завтра докончим, а на сегодня довольно бы, — распорядился старший.
— А ну-ка, ребята, дай курнуть, у кого на заверточку есть, сказывай.
![Камешки на ладони [журнал «Наш современник», 1990, № 6]](/storage/book-covers/a8/a894e9dfa835c638eeb9ba7e592b34226a6720c4.jpg)