Самым странным в Уильямсе было как раз то, что его никто никогда не видел. В справочнике по факультету имелась лишь серая клетка с надписью «Фото отсутствует». На коллективных снимках в университетских ежегодниках запечатлелись только рука или плечо Уильямса, хотя на подписях к фотографиям значилось его имя. На веб-сайте колледжа располагалось краткое резюме Уильямса — и ни единой фотографии. К полудню в понедельник, первый день осеннего семестра в университете Винчестера, поиски Уильямса — по крайней мере для некоторых студентов — превратились едва ли не в навязчивую идею.
Как будто Уильямс намеренно скрывался от них, дразнил. Традиционно до начала учебного года студенты Винчестера отыскивали фото своих будущих преподавателей; в таких случаях все полагали, что можно будет узнать профессора, едва он войдет в аудиторию. Опередив таким образом своих наставников, студенты пытались лишить их одного из драгоценных преимуществ.
Именно по этой причине поиски Уильямса превратились в «реальную тему». Некоторые слушатели Курса логики и мышления 204 были настолько разгневаны исчезновением Уильямса, что уже не сомневались: их водят за нос. Один студент — молодой республиканец, который всегда приходил на занятия с портфелем, — извлек потертый и истрепанный «Кодекс поведения», и пока он просматривал алфавитный указатель в поисках таких понятий, как «обман» и «педагогическое нарушение», большинство присутствовавших столпились вокруг.
И тут в аудиторию вошел Уильямс собственной персоной. В выцветших синих джинсах он выглядел весьма необычно для преподавателя Винчестера. В руках у профессора не было ничего, что вызывало еще большие подозрения, чем его внешний вид. Ни бумаг, ни манильских конвертов, ни чашки кофе. Заправленная за пояс фланелевая рубашка. Джинсы без ремня. Кроссовки. Профессор был гладко выбрит — еще одна аномалия в среде преподавателей, — а его моложавое лицо (и это у человека, разменявшего шестой десяток) с левой стороны оказалось изрыто рубцами от прыщей, которые по форме и цвету напоминали рассыпанные по рельсам центовые монеты. Тем не менее было в Уильямсе нечто привлекательное, а двигался он настолько тихо и легко, что создавалось впечатление какой-то чрезвычайной мягкости. Иногда он протягивал вперед руки, как будто шел на ощупь в темноте.
Профессор Уильямс занял свое место за кафедрой на возвышении. Перед ним оказалось пятнадцать студентов. Восемь девушек и семеро юношей. Чернокожие отсутствовали, что в Винчестере скорее правило, чем исключение. Все сидели разодетые в яркие шмотки, купленные родителями нынешним летом. Предмет Уильямса являлся обязательным для поступления на семинары по философии и английскому языку на третьем курсе. Поскольку большинство специализировалось в философии и литературе, в аудитории царила атмосфера неопределенности. Эти молодые люди получили хорошее общее образование, но еще не решили, куда двигаться дальше. «Смышленые ребята», — заметил однажды, криво усмехнувшись, один из профессоров философии.
Уильямс открыл было рот, но не успел произнести и слова, как зачирикал чей-то сотовый. Уильямс выждал, пока смущенная студентка рылась в сумочке, пытаясь отыскать надоедливый предмет. Казалось, профессор волновался еще больше, чем девушка: студентка яростно давила на клавиши, а лектор на подиуме, покраснев, опустил глаза. Кое-кто из преподавателей в такой ситуации взялся бы пристыдить девушку, заставив ее напеть мелодию рингтона, или ответить на звонок в присутствии всей группы, или совершить еще что-нибудь не менее унизительное.
Но Уильямс просто ждал. Когда телефон наконец удалось угомонить, профессор произнес мягко и в то же время повелительно:
— Произошло убийство.
Никто не знал, как реагировать на такое заявление. Какой-то молодой человек на заднем ряду рассмеялся.
