На презентацию съехался весь город. Здесь были известные политики, не менее известные деятели культуры, науки, искусства. Здесь были обычные нахлебники из журналистов, любившие посещать такие места, где можно вкусно и бесплатно поесть. Одна семейная пара приходила даже на такие презентации с большой сумкой и, по слухам, умудрялась наполнять сумку исключительно деликатесами и фруктами, расставленными на столах. Как всегда бывает на многолюдных и шумных сборищах, здесь присутствовало немало людей, которых никто не знал, но которые своим частым мельканием во встречах подобного рода служили уже обязательным атрибутом как необходимые предметы обихода.
На этот раз довольно большое оживление внесло предполагаемое участие в мероприятии лидера оппозиции. Судя по многочисленным опросам населения, он шел далеко впереди президента и мог вполне выиграть уже начавшуюся предвыборную гонку.
И хотя многих из присутствующих совсем не устраивал такой итог предвыборной гонки, тем не менее они с понятным нетерпением и оживлением ждали приезда важного гостя. В конце концов, этот неприятный для них тип вполне может выиграть президентские выборы, и тогда с ним не придется больше встречаться на презентациях подобного рода. Поэтому, несмотря на царившее вокруг оживление, все были достаточно напряжены. В большинстве своем собравшиеся здесь люди уже давно и сильно надоели друг другу, и только необходимость поддержания своего реноме вынуждала многих из них принимать подобные приглашения.
Он стоял спиной к большинству присутствующих, по привычке держа в руках стакан с апельсиновым соком. Он никогда не любил крепких напитков, предпочитая изредка либо хорошее красное вино, либо шампанское. И теперь, разговаривая с болтливым редактором одной из столичных газет, он снова и снова спрашивал себя: правильно ли сделал, согласившись сегодня приехать сюда?
Он уже давно, почти год, не приезжал в Москву, так быстро и неузнаваемо менявшуюся буквально на глазах. Его, с одной стороны, всегда тянуло сюда: Москва была одним из самых любимых его городов. С другой стороны, риск ненужного узнавания был достаточно велик. Более чем велик. И он благоразумно отказывался прилетать в столицу России. И только теперь, спустя какое-то время, принял любезное приглашение главного редактора газеты и дал себя уговорить на участие в подобной презентации. С другой стороны, его отказ мог быть воспринят и с ненужным подозрением, и с явной обидой, когда приехавшего гостя даже не интересует столь колоритная личность лидера оппозиции, о котором писали практически все газеты и журналы мира. Он работал теперь заместителем редактора одного из журналов, издающихся на бескрайних просторах бывшего Советского Союза, и просто не имел права отказываться.
Именно поэтому он стоял теперь спиной к большинству говоривших и слушал многословный понос главного редактора, так любившего порассуждать на тему о морали в политике и считавшего себя в этом вопросе одним из главных специалистов. Главный редактор даже не очень обращал внимание на то обстоятельство, что его собеседник практически не участвует в беседе, отделываясь односложными ответами. Его несло дальше. А собеседник, стоявший рядом с ним, иногда посматривал на расположенный справа вход, чтобы достойно улизнуть, как только появится лидер оппозиции и все внимание будет приковано к нему.
Он не услышал, а почувствовал, что к ним кто-то подходит. И это предчувствие не обещало ничего хорошего. Лицо главного редактора мгновенно переменилось. Из-за спины своего собеседника он увидел подходившего. Вместо столь привычной для главного редактора маски наставника-ментора на лице этого провинциального актера появилось некое подобие подобострастия. И, вытянув шею, уже не обращая внимания на своего собеседника, он ласково пропел:
— Евгений Максимович, здравствуйте! Его собеседник, не изменившись в лице, медленно повернулся. Достаточно медленно, чтобы не выдать своего волнения.
Подошедший к ним министр иностранных дел России протянул свою короткую руку. Главному редактору он просто позволил пожать ее, а вот на его собеседника он посмотрел слишком внимательно, настолько, чтобы тот понял: интерес министра предельно персонифицирован.
— Примаков, — сказал он.
— Вы могли бы не представляться, вас знает весь мир, — попытался пошутить главный редактор, назвав фамилию стоявшего рядом с ним человека.
— Да, наверное, — обрюзгший, постаревший министр внимательно посмотрел на собеседника главного редактора. И вдруг спросил непосредственно у него: — Как, вы сказали, ваша фамилия?
