Часть первая
Дерево без корней
А потом наступает возраст, когда начинаешь испытывать страх. Боишься всего: боишься любовной связи, боишься потерять независимость, стеснить себя; жаждешь счастья и в то же время шарахаешься от него.
Гюстав Флобер
Я курил здоровый косяк, уставившись на задницу Джей Ло[2] по MTV. Зазвонил телефон, включился автоответчик: я тогда избегал разговоров с целой кучей людей, требовавших от меня кто денег, кто переводов, за которые я получил аванс, а также с прочей публикой, норовившей отнять мое время на всякий душный треп.
Послышался приятный женский голос, стильный такой, выговор парижский, мажористый, особая манера выводить гласные и отчетливо произносить каждое слово, свойственная людям, сознающим свое право на неспешную речь и вычурную артикуляцию, — я слегка заторчал. Вообразил себе костюм, надушенные волосы, наманикюренные ногти.
— Здравствуйте, это Алиса Мартен, у меня сообщение для Брюно, — возможно, мое имя вам ничего не говорит, я…
Мне хватило двух секунд, чтобы ее вспомнить. Недавние события легко вылетали у меня из головы, зато отроческие воспоминания отпечатались очень четко. Я подскочил, как на пружине, схватил трубку и выпалил игриво:
— Алиска-Шелковый ротик, еще бы, блин, не помнить!
Я, конечно, предполагал, что моя реплика не вызовет у нее бурного восторга, но собой остался доволен. Телефон придавал мне уверенность, которая рассеялась бы при личной встрече. В тот период своей жизни — а к нему я медленно, но верно шел много лет — я начисто выпал из реала, почти два года не вылезал из квартиры и, не считая Катрин, моей подруги, не видел никого, ну разве что по телевизору. Люди сделались для меня некоей абстрактной сущностью, враждебной, но легко устранимой: я отвечал на звонки выборочно или хамил в трубку — и меня оставляли в покое.
В ответ она вздохнула так красиво, глубоко и выразительно, что я истолковал это сразу несколькими способами: «Сколько тебе лет, детка?», «Давно не трахался?» или «Не сомневалась, ты был кретином, кретином и остался».
Я не спешил продолжать разговор, взбешенный многозначительностью вздоха и одновременно заинтригованный: интересно, что ей все-таки надо? Если она не швырнула трубку немедленно, значит, тому есть причина. Пауза затянулась. Я сменил тон:
— Откуда ты узнала мой телефон? И чего звонишь?
— Встретила в метро твоего брата.
Великолепно: этот идиот раздает мой телефон направо и налево и даже не ставит меня в известность. Подлянка заключалась в том, что сам он мне не звонил никогда, даже на Рождество, даже в день рождения. Я поклялся вставить ему как следует, вот только разберусь с Алиской Мартен.
— О чем ты хотела со мной поговорить?
— Нам надо увидеться.
— Алисочка, ты душка, с тобой связаны у меня самые приятные воспоминания, но все же я хотел бы знать, что тебе от меня нужно.
Последовал новый вздох, долгий, звучный, раздосадованный.
— Не мог бы ты все-таки уделить мне пять минут? Назначь сам место, день, час и все такое. Я тебя прошу.
Объяснять, что я не выхожу из квартиры, а тем более приглашать ее в дом и показывать, в каком убожестве я живу, мне было влом. Я постарался выиграть время:
— Послушай, я отлично помню, что ты была не только клевой соской, но еще и буржуйской дочкой; полагаю, папенька устроил тебя на хорошую работу и ты ловишь свой кусок кайфа от того, что «человечество к твоим услугам». А теперь ты пришла щелкнуть пальчиками у меня под носом и вызвать на свидание, но вообрази, у меня есть другие дела в жизни.
— Это ВА-ЖНО.
Она как будто сомневалась, что мне доступен смысл этого слова. Она меня что, за мальчишку держит? Я вскипел, но потом вспомнил, как повел разговор с самого начала: получалось, опять виноват я. Она принимает меня за сопляка, потому что таким я себя проявил. Обидно, но оставалось только пенять на себя.
Я переминался с ноги на ногу, глядя в окно: на улице дети возвращались из школы и с поросячьим визгом гонялись друг за дружкой.
Меня, конечно, разбирало любопытство, хотелось узнать, в чем дело, но я плохо себе представлял, как встретиться с Алисой, не выходя из дома. Мне бы проанализировать ситуацию, найти решение — нет, я лишь сокрушался, что в виртуальном пространстве мы еще новички, что не можем по своему усмотрению телепортироваться в какую-нибудь иную безмятежную биосферу и очутиться в салоне с мягкой мебелью того цвета, какой тебе по кайфу.
Я, понятно, скорее треснул бы, чем признался, что не выхожу из квартиры: воображаю, как бы она надо мной поиздевалась. По крайней мере я на ее месте не упустил бы такой возможности. А она, стерва, мало того что отказывалась объясняться по телефону, так еще — я чувствовал — нервничала на другом конце провода и произносила про себя что-нибудь типа: «Целый день думать будем? У меня, между прочим, время — деньги».
Короче, я назначил встречу в баре внизу под тем предлогом, что у меня, дескать, завал работы и, спустившись по лестнице, я уже сделаю ей большое одолжение. Она проглотила.
Совершенно ясно, она не собиралась крутить со мной по-новой, а потому, повесив трубку, я долго чесал в затылке, пытаясь угадать, чего ей от меня понадобилось.
