Хлумов В.
Театр одного зрителя
Наконец пришло время, когда без особых усилий можно слушать сокровенные слова чужого человека не рискуя быть заподозренным в подглядывании из своего темного угла. Теперь не надо выстаивать часами в скорбной очереди театралов-фанатиков за специальным документом, дающим право на безнаказанное подглядывание в замочную скважину. Теперь - театров много. Было бы желание, а уж какой-никакой театрик, студия или, на худой конец, экспериментальня труппа с непременным усердием разыграют для вас нечто такое-эдакое.
Да, честно говоря, я не люблю зрителей. Мне кажется, они приходят в театр за тем же, что и я, и мне неприятно смотреть им в глаза, мне все кажется, что они понимают мою цель и в любой момент могут, например, ухмыльнуться прямо в лицо. Иногда они, кстати, так и делают, ей-богу. Однажды, уже не помню на каком спектакле, некий усатый гражданин, такой весь вылизанный и подтянутый, даже погрозил мне пальцем в антракте. Нет, вы не подумайте, будто я - не вполне, будто я имею наклонности или о чем-нибудь мечтаю. Я, быть может, немного стеснительный, но все же никогда не позволяю себе, я даже очень щепетильный в интимных вопросах и уж, конечно, в обычной жизни не мог бы опуститься до подслушивания или подглядывания, по крайней мере мне стыдно бывает, если не удержусь и все-таки нарушу границы приличий. Но так ли уж велик грех? Ведь я был одинок, давно, с детства, и для меня другие люди - настоящая загадка. А кроме того, может быть, здесь почти научный интерес, т.е. - извечная тяга к неведомому? Смешно предполагать, будто господин Эйнштейн, открыв новый закон пространственной кривизны, вдруг покраснел и засмущался от того, что подсматривал за природой. Что же, чужой человек - не природа? Ох как природа, да еще какая природа! Отчего же и здесь не поставить опыт, не поинтересоваться, не понаблюдать? Вот я и хожу в театр, смотрю, высматриваю, да не то, как играют, талантливо или по привычке, не то, какие бывают искусственные люди, люди произведенные на свет одним воображением, но то, как человек напрягается и произносит стеснительные слова.
Так размышлял я черным октябрьским вечером, высматривая в запотевшем стекле тусклые пятна троллейбусных остановок, пока не появилось, наконец, оживленное театральное место. Пробравшись сквозь тряпочное мессиво пасажиров, я очутился на перекрестках спешащего к ужину города, не имея определенной цели. Хотелось только чего-нибудь искреннего, простого, без современных вывертов, с изменами, слезами, с длинными скучными разговорами, с тоской по настоящему, с завязкой, кульминацией и катарсисом.
Я подошел к стеклянному противогриппозному окошечку, почитал, заглянул справа, слева, принял к сведению, прошел дальше к торговцам билетами театра новой волны, потом к следующей, разукрашенной гримом зазывальной группе: выбор был богатый. Время еще оставалось, и я уже решил вернуться к началу маршрута, как вдруг ощутил на плече мягкое прикосновение.
- Не желаете провести вечер у нас?
Я повернулся. На меня смотрели спокойные, проникающие глаза. Я еще тогда, в самый первый момент, отметил именно глубинный, понимающий взгляд. И это мягкое, но уверенное прикосновение, и ровный, без заигрывания с клиентом, голос, и опять же глаза - темные, таинственные, обещающие. От растерянности я чуть было не повернулся и не ушел. Но что-то меня задержало на секунду, которой тут же и воспользовались:
- Сегодня у нас есть свободное место, - она протянула билет, а я его автоматически взял.
Билет был необычный, не из бумаги, а из плотного картона, закатанного полиэтиленовой пленкой.
-"ТЕАТР ОДНОГО ЗРИТЕЛЯ", - прочитал я вслух и усмехнулся.
- В переносном смысле, - разъяснила она.
"Вечерний спектакль", - я уже читал про себя, - "Начало в 19 час. 00 мин. Ряд -прочек. Место - прочерк." Я попытался взглянуть на часы, но незнакомка предупредила:
- Тут недалеко, время еще есть.
- Но здесь не указано...
- Место не указано, но это не важно .
Я перевернул билет и немного успокоился. Там стояла цена. Почему-то было крайне важным присутвие цены. Да и сама сумма подействовала как то благотворно. В ней было что-то материальное, будничное, основательное. Как будто, если бы не было цены, я бы не мог отказаться, а теперь можно сослаться хотя бы и на высокую цену.
Да, определнно, все это выглядело подозрительным. И напыщенное, неоригинальное название, и дурацкая картонка вместо обычного одноразового билета, и спокойный, уверенный голос незнакомки.
- Но что за пьеса сегодня, кто автор, какие актеры?
Она улыбнулась. Легким движением прижала картонку к моей ладони, подталкивая, мол, спрячьте билет в карман.
- Но может быть, для меня это слишком дорого.
- Не волнуйтесь, можно расплатиться после спектакля. Если не понравится, никто вас не упрекнет.
Она поправила жиденькую прядь за ухо.
- Мы не преследуем материальных целей. Для нас главное - зритель.
- Все-таки хотелось бы знать, что за пъеса? - я не сдавался.
- Вещь новая, неизвестная, но поверьте, очень талантливая, - она как-то особенно пристально посмотрела мне в глаза и добавила с новой интонацией, - без этих, знаете ли, современных вывертов, простая, в классическом стиле, вы ведь любите в классическом стиле? - и, не давая мне опомниться, прибавила - Вам по душе Чехов ?
