Такой случай
Писатель Юрий Пиляр вошел в литературу в послевоенные годы. За плечами была война и страшный фашистский лагерь смерти Маутхаузен. Пиляр написал книгу «Все это было», в которой нарисовал яркие картины фашистского лагеря, показал мужественную борьбу антифашистов, создавших в нечеловеческих условиях подпольную организацию. В романе «Забыть прошлое», вошедшем в сборник, мы как бы вновь встречаемся с героями повести «Все это было» через четверть века на Международном конгрессе антифашистов, где они продолжают вести борьбу против угрозы фашизма в современных условиях. Новые повести и рассказ Юрия Пиляра посвящены жизни наших современников: рабочих, строителей, инженеров, ветеранов войны.
| Жанр: | Советская классическая проза |
| Серия: | Новинки "Современника" |
| Всего страниц: | 171 |
| ISBN: | - |
| Год издания: | 1978 |
| Формат: | Полный |
Такой случай читать онлайн бесплатно
Забыть прошлое
Роман
Глава первая
Второй час шло заседание, выступал третий или четвертый оратор, а Покатилов никак не мог избавиться от ощущения нереальности происходящего. Он — в Брукхаузене, в конференц-зале бывшей комендатуры концлагеря, он на очередной сессии Международного комитета бывших узников, здесь, в предгорьях Альп, на том самом месте… Впрочем, каких только чудес не бывает на свете!
— Спасибо. Мерси.
Он взял чашечку кофе, затянулся сигаретой. Самым поразительным было то, что бывшие смертники, братья по совместным страданиям и борьбе в годы войны, кажется, разучились понимать друг друга. Собственно, затем он, Константин Николаевич Покатилов, в прошлом тоже узник Брукхаузена, и приехал сюда, чтобы попытаться выяснить, из-за чего несогласие в Международном комитете. Старые антифашисты, многие из которых были участниками Сопротивления в оккупированных странах, а потом членами подпольной интернациональной организации в концлагере, теперь, двадцать лет спустя, длинно и не очень вразумительно дискутировали по вопросу, который вроде ничего дискуссионного не содержал.
— Нет, пока все понимаю. Спасибо, Галя.
Переводчица, похоже, волновалась не меньше его. Когда он прилетел в Вену, в аэропорту его встречали советник по вопросам культуры из советского посольства и эта синеглазая девушка с коротким прямым носиком, практикантка Института иностранных языков. Работа с профессором Покатиловым на сессии — ее первая самостоятельная работа, а она, по ее словам, не совсем готова, не знает специфической терминологии.
— Я хорошо знаю эту терминологию, не беспокойтесь. Советую кратко конспектировать выступления, вообразите, что вы на лекции.
Он попробовал ободряюще улыбнуться ей, но улыбки не получилось. Ладно, сказал он себе, не в том суть. Неужели этот седой краснолицый человек за столом президиума, Генрих Дамбахер, — это т о т Генрих? Шрам на правой щеке — от того Генриха. Острого разреза черные глаза — от того. Только полноват для того Генриха. И белые волосы…
Они не поспели к открытию сессии. Вошли в зал, когда аплодисментами провожали с трибуны тучного господина в зеленой тужурке, украшенной какими-то значками. Худенькая женщина, вероятно служащая секретариата, бесшумно провела их за столик, на котором стояла плексигласовая табличка — «UdSSR». Заглянув в программу, Покатилов узнал, что сессию приветствовал от имени провинциальных властей ландесрат доктор-инженер Ганс Хюбель. Они поаплодировали тучному ландесрату и стали слушать доклад генерального секретаря Международного комитета доктора Дамбахера, в программе почему-то означенный рефератом. После Дамбахера выступил представитель Франции, фамилии его Покатилов не разобрал, а в лицо не помнил, возможно, никогда и не видел его — невысокий, черный, большеголовый. Теперь речь держал представитель чехословацкого объединения брукхаузенцев Вальтер Урбанек, он говорил по-немецки с характерным чешским акцентом: тянул гласные. Его Покатилов тоже не помнил.
Неужели все-таки нет старых знакомых? Покатилов украдкой поглядывал то на соседей, то на сидящих в президиуме. Генрих — это все же, наверно, т о т Генрих, хотя и снежно-белые волосы. Рядом с ним за председательским столом большеголовый француз и еще один, немец или австриец, предоставлявший Генриху слово для доклада: лицо знакомо, видел его когда-то, а кто он и где видел? Лицо крупное, несколько женственное. Разве сразу вспомнишь?
И вообще, разве можно вот так, как они? Из машины и прямо в зал заседания. Он, запыхавшись, успел только подбежать к лагерным воротам, над которыми некогда висел каменный орел со свастикой в когтях… Аппельплац был пуст. Уцелевшие кое-где зеленые бараки потемнели и будто сжались. Серое здание крематория с зарешеченными окнами и плоской массивной трубой, казалось, наполовину ушло в землю… Они и так крепко запаздывали, и переводчица смотрела на него сердитыми глазами. Посольская машина, развернувшись у ворот и прощально посигналив, покатила с их чемоданами в городок, в гастхауз, а они скорым шагом устремились в помещение бывшей лагерной комендатуры…
Попробуй уйми дрожь, прикажи так не колотиться сердцу. Поди справься с собой, вернувшись в Брукхаузен через два десятилетия. Мистика просто! Сидим в конференц-зале бывшей комендатуры, где эсэсовцы планировали массовые убийства, где составлялись списки тех, кого потом подвергали изощренным пыткам, где считали доходы от продажи человеческих волос и пепла… Тем более странно, что полемизируют по вопросу, в чем должна заключаться главная задача деятельности Международного комитета бывших узников. В чем же еще другом, как не в борьбе против старого врага, который, увы, не исчез вместе с крушением Гитлера?
В тихом светлом особняке на Кропоткинской улице прославленный герой Великой Отечественной, занимавший пост ответственного секретаря Комитета ветеранов войны, с минуту молчал, после того как они поздоровались и сели за низкий полированный стол друг против друга. «Как бы вы, Константин Николаевич, посмотрели на то, если бы мы предложили вам поехать за границу на сессию Международного комитета Брукхаузена?» — был его первый вопрос к Покатилову. Покатилов ответил, что у него вёснами, как всегда, прибавляется работы в университете — предэкзаменационный период; кроме того, он считает себя не вполне подходящей фигурой для такой поездки: и здоровье неважное, и не помнит он уже почти никого из бывших узников-иностранцев, не говоря уже о том, что есть советские товарищи из числа брукхаузенцев куда более достойные, чем он, Покатилов. «Понимаете ли, — сказал ответственный секретарь, которого последние слова Покатилова, по-видимому, нимало не смутили, напротив — вроде чем-то даже понравились ему, — дело в данном случае не в том, кто более, кто менее достоин… кстати, несколько лет назад мы по просьбе вашего военкомата интересовались подробностями вашего пребывания в концлагере и находим, что вы как раз один из достойных… Дело сейчас в том, что нужен человек, который сумел бы в короткий срок разобраться, что происходит в Международном комитете Брукхаузена». Он пояснил, что в Комитет ветеранов пришло письмо от генерального секретаря Дамбахера, в котором тот просил изучить вопрос о возможности вступления советской ветеранской организации в члены Международного комитета и с этой целью направить в середине апреля своего представителя на юбилейную сессию. Далее ответственный секретарь сказал, что советская организация уже сотрудничает с Международным лагерным комитетом Маутхаузена и комитетом Освенцима, но как быть с Брукхаузеном, пока не решено: есть сведения, что внутри брукхаузенского комитета идет острая борьба и перевес, как это ни печально, не на стороне активных антифашистов, а на стороне пацифистов. Вопрос стоит так: можно ли надеяться, что со временем комитет займет более твердую позицию в борьбе за мир; или бывшие узники из капиталистических стран настолько устали, а может быть, и переродились, что не желают больше участвовать в политической борьбе… Покатилов попросил дать ему сутки на размышление. На следующее утро, несмотря на возражения жены, он позвонил в Комитет ветеранов и сказал, что согласен поехать.
