1. Мало кому известно, с помощью какого оружия мы в действительности победили Монголию
…а все потому, что в этих пустынных и диких краях невозможно понять, где заканчивается своя территория и начинается вражеская. Во время войны монголы этим пользовались и шныряли на своих мохноногих лошадках по всей степи. Мы не могли ударить по ним атомной бомбой — своим главным оружием, — потому что их отряды были рассеяны по всей стране. Мы владели огромным арсеналом, огромным количеством оружия и всяческой техники, но реально воевали только танками и бронемашинами. Бронепоездами воспользоваться мы не могли потому, что в степи нет развитой сети железных дорог, а самолетами — по причине того, что они имели возможность летать только вблизи специально оборудованных аэродромов. Монгольские аэропланы, между тем, взлетали и садились где угодно на бесконечно гладкой, как степь, степи. Наши же самолеты почему-то все время ломались при посадке. Наверное, чужая земля не хотела принимать нас. Я ведь уже говорила, и доказывала с научной точки зрения, что психология этих существ должна быть извращена и бессмысленна. Жить на столь плоской поверхности могут одни лишь психи. Вспомните ту историю с голландцами. Всё потому, что в Голландии тоже всё плоско. Голландцы потому и не свихнулись, что постоянно строят свои мельницы. Мельница за мельницей, мельница за мельницей, без остановки. Но уже те, которые у моря… Фризы, что ли… В особенности, если гавань защищена от ветров… В общем, по указанным причинам у монголов было преимущество в воздухе, и мы никак не могли их победить. Это преимущество они удерживали даже тогда, когда наши летчики научились садиться прямо на почву. Огромные участки степи были заминированы, и самолёты теперь взрывались при посадке. Мы несли слишком много потерь, и монголы на своих допотопных «Виллисах» по-прежнему доминировали над землей.
Всё изменилось, когда наши военные специалисты придумали бронеаэродромы. Конечно, ничего нового они не изобрели, нового они придумать не могут — многолетняя выправка, муштра убивают всякое воображение, военная косточка вместо мозга, одна извилина — и та от фуражки; но в умении приспосабливать всякие механизмы для своих целей им не откажешь. Вот что они придумали.
«Бронеаэродром представляет собой стандартную бронемашину „Рено-3Т“, оснащенную модифицированным тралом Шульца и компактным переносным аэродромом» — значилось в докладной записке, приготовленной проф. К., изобретателем бронеаэродрома, адресованной комиссии Генштаба. Проще говоря, сказал профессор, утирая пот со лба, это авианосец на колесах.
В комиссии был адмирал, Н. (его имя, как и настоящее имя К., не должно разглашаться ещё по крайней мере 67 лет), допущенный к решению актуальных проблем за счет старых заслуг, другой причины я не вижу, — Монголия настолько сухопутная страна, что сухопутнее стран не бывает. Услыхав знакомое слово «авианосец», Н. оживился, настоял на том, чтобы профессора выслушали до конца, и в дальнейшем приложил все усилия, чтобы изобретение было принято на вооружение. Отдельная история, как ему удалось уговорить скептически настроенных пехотных генералов, однако в конце концов бронеаэродромы были всё-таки внедрены в производство. Надо сказать, заслуженный адмирал не ошибся — в итоге именно с помощью авианосцев на колесах мы и выиграли эту войну. Большинством бронеаэродромов по настоянию адмирала Н. командовали морские офицеры (знаменитый «капитанский призыв», я об этом еще расскажу). Бронеаэродромы могли развивать скорость до 150 км/ч, тральщиками они взрывали все мины в радиусе 50 метров, доставляли самолеты в любое место пустыни, и обеспечивали им взлет и посадку. Монголы лишились своего единственного преимущества, и вскоре война закончилась нашей полной и безоговорочной победой.
По вечерам в капитанской каюте горел свет. Капитан запрещал зажигать свет после наступления темноты, а у самого-то в каюте горел! Иллюминаторы были плотно прикрыты занавесками, однако тоненький лучик все же пробивался.
В капитанской каюте собирались, помимо самого капитана: Галя, Маша, иногда штурман и радист. Кок Афанасий приносил корабельной элите угощение, и оставался до утра сам. За дверью слышалась музыка, топот неуклюжих ног и женский смех. Матросы поначалу подкрадывались к двери и подслушивали, но, поскольку внутри всегда происходило одно и то же, скоро перестали подкрадываться и подслушивать.
Алеша с механиком Дэном сидели на палубе возле ангара. Дэн курил, а Алеша смотрел на звезды. Он всегда смотрел на звезды, когда девушки запирались вместе с капитаном и коком Афанасием.
— Хорошо бы война закончилась поскорее, — мечтал Алеша. — Я бы остался тогда в этих местах жить.
— Угу, — отвечал Дэн.
— Я, когда сюда ехал, видел…
— Угу, — соглашался Дэн.
Дэн прямо жил в ангаре — единственном строении, находящемся на палубе. Там же ночевали самолеты, Дэн чинил их — заделывал пробоины от пуль, менял износившиеся фанерные части. Для придания самолетам легкости их почти целиком делали из дерева.
— Тебе неинтересно?
— Интересно, интересно. Я так стимулирую тебя продолжать.
