Т-390, или Сентиментальное путешествие по Монголии - [2]

— Каузирую.

— Нет, в данном случае стимулирую.

Алеша поморщился, но продолжил:

— У меня, видишь, бессонница. Я сюда еще зимой приехал. Еду, еду в вагоне, все спят вокруг. Я в окошко выглянул — красота, луна светит, передо мной равнина, всё снегом завалено, снег белый, луна тоже белая, и вдалеке огонек светит. И так, понимаешь, проезжаем мимо этой избушки, так хорошо, тепло стало. Мы тут едем, а в избушке мужик с женой сидит, чай пьет, телевизор смотрит. А по телевизору «В гостях у сказки» идет. Ну, не здорово?

— Здорово, конечно…

— А еще, потом, мы остановились в одном месте. Ну, это в Бурятии, потом. В какой-то деревне остановились, стоим, ждем. Тихо, мирно. Дома стоят под снегом, и, представляешь, вижу, как перед какой-то избой монгол танцует. Ну, или бурят. Представляешь? Монгол танцует, а вокруг тихо. С него шапка слетела, а он всё танцует. Так и танцевал, пока не уехали.

— Сюр какой-то, да.

— А то. Вот такие здесь люди. Что-то внутри у них есть, не совсем пусто.

— А я, когда ехал, мимо кладбища проезжал.

— И чего?

— Ничего. Огорожено два гектара, а мертвыми занято пол. Вот и думай, чего.

Из капитанской каюты вышел кок Афанасий с подносом. Увидел огонек сигареты и подошел к Дэну покурить. Алеша спрятался в темноте ангара — Афанасий увидит, что нарушение дисциплины, доложит капитану.

Афанасий был сукой той еще. Наглый, усатый и толстый. Всё время крутился около капитана и летчиц, или, как он придумал, соколиц. Дурацкое название, но прижилось. И девушки смеются, когда их так называют. Алеша никак не мог решиться назвать их «соколицами», как-то стеснялся. А Афанасий спокойно называл. А девушки смеются. Почему-то нашего кока все любят, и летчицы любят, и капитан, и штурман, и водители, и радист, только мы с Дэном его не любим. Ну, еще машинисты, но машинисты никого вообще не любят — сидят в своей рубке и только поесть вылезают. За что его любить-то? Наглый, толстый, усатый.

Алеша заснул.

3. Алеша встречает первого монгола

Что-то было не так.

Что-то нарушило сон Алеши.

Какое-то гудение, непонятно что. Вот что. Алеше снилось, что он играет в шахматы с шофером Колей. Вот он его почти выиграл (Алеша Колю), но Коля взмахнул рукой — и появились тигры. Алеша их всех съел, но за это время Коля почти поставил ему мат.

Алеша снова оттеснил Колины фигуры — Коля вызвал слонов.

Алеша быстро вырыл в земле для слонов ловушки и вернулся к партии. Пока отвоевывал утраченные позиции, слоны упали в ловушки и сломали ноги.

Коля вызвал шмеля. Обычно Коля вызывал пчел, и это был знак Алеше, что пора просыпаться — прилетали девушки, пора было обедать. А в этот раз вызвал шмеля.

От такого вероломства со стороны шофера Алеша растерялся и не знал, просыпаться ему или еще нет. С одной стороны, раз пчел нет, то просыпаться рано, можно попробовать у Коли выиграть — Алеше никогда не удавалось довести партию до конца, Коля каждый раз вызывал пчел. Грех было не воспользоваться таким шансом.

Но, с другой стороны, Алеша был не готов дать отпор шмелю. Он махал руками, но шмель не улетал. Алеша задел своего короля, и тот упал, взорвавшись с ужасным грохотом.

Пришлось проснуться.

Монгольский «Виллис» атаковал «Каччхапу». Галя и Маша на своих «Ту-1001» пытались помешать ему, но, конечно, не могли. Монгол был весь увешан броней. Как индийские слоны в битвах против Александра Македонского.

Девушкам самим надо было следить, чтоб их случайно не расстреляли из боковых пулеметов. Поэтому они атаковали бомбардировщик сзади или снизу.

Бомбардировщик развернулся и пошел на второй заход.

Все уже спрятались в укрытии, кроме Алеши.

Сзади монгольский самолет почтительно сопровождали соколицы и cтрекотали пулеметами, пытаясь найти уязвимые места в его броне.

Ничего не получалось.

Авианосец уходил от бомбардировщика, как раненый заяц от филина. Он набрал сумасшедшую (для бронемашины, конечно) скорость, но бомбардировщик всё равно догонял.

Так же, как орел догонял бы Эсхила, если б Эсхилу пришла вдруг вздорная мысль убежать от орла. Эсхил, как известно, погиб от того, что орел сбросил ему на лысину, приняв ее за камень, черепаху. И тем самым убил обоих — и Эсхила, и черепаху.

Орлы, видно, очень меткие, раз могут с высоты попасть черепахой в относительно маленькую голову греческого трагика. С другой стороны, Эсхил был неподвижной мишенью, он спал на солнышке, а бронеаэродром «Каччхапа» лавировал, пытаясь скрыться от бомбардировщика.

К тому же того орла не жалили пчелы. Может быть, монгольского летчика нервировали крутящиеся на хвосте «Тушки».

«Виллис» догнал корабль и навис над ним своим черным брюхом. Снизу было хорошо видно, как раскрылся средний из трех бомболюков.

На палубу выскочил Дэн и стал стрелять по самолету из берданки.

— Табань! — заорал капитан.

«Каччхапа» резко затормозила, Дэн не устоял на ногах, стукнулся о дверь ангара и чуть не вылетел за борт. Алеша поймал Дэна за руку, а втащить внутрь не хватило сил.

Бомбы разорвались впереди.

Дэн сориентировался, поймал свободной рукой косяк двери и втянулся в ангар.

Монгол разворачивался, чтобы добить неподвижный корабль. Снова набрать скорость «Каччхапа» не успевала.