Сохранять веселость в мрачном и чрезмерно ответственном деле не малый фокус; а что же тут нужнее веселости? Ни одна вещь не удается, если в ней не принимает участия задор. Излишек силы только и есть доказательство силы. — Переоценка всех ценностей, этот вопросительный знак, столь черный, столь чудовищный, что он бросает тень на того, кто его ставит, — такая роковая задача вынуждает каждое мгновение выбегать на солнце, стряхивать с себя ставшую тяжелой, слишком тяжелой серьезность. Тут хорошо всякое средство, тут всякий “случай” — счастливый случай. Прежде всего война. Война была всегда великим благоразумием слишком ушедших в себя, ставших слишком глубокими умов; даже полученная рана заключает в себе целебную силу. Изречение, происхождение которого я утаю от ученого любопытства, было издавна моей любимой поговоркой:
Increscunt animi, viresciyy volnere virtus.
Другое выздоравливание, при случае более желательное для меня, есть выслеживание идолов… В мире больше идолов, чем реальностей: это мой “злой взгляд” на этот мир, это также мое “злое ухо”… Тут задавать вопросы молотом и, быть может, услышать в ответ тот знаменитый глухой тон, который говорит о вспученных внутренностях, — какой это восторг для человека, имеющего за ушами еще уши, — для меня, старого психолога и крысолова, перед которым должно звучать то именно, что хотело бы пребывать в безмолвии…
Также и настоящее сочинение — заглавие выдает это — есть прежде всего отдых, солнечное пят но, прыжок в сторону, в праздность психолога, Быть может, также новая война? И будут выслежены новые идолы?… Это маленькое сочинение есть великое объявление войны; что же касается выслеживания идолов, то на сей раз это не временные, а вечные идолы, к которым я здесь прикасаюсь молотом, как камертоном, — не существует вообще более старых, более уверенных, более надутых идолов… А также более пустых… Это не препятствует тому, что в них больше всего верят; да и говорят, особенно в важнейшем случае, отнюдь не идолы…
Фридрих Ницше
Турин, 30 сентября 1888 г
В день, когда была окончена первая книга
Переоценки всех ценностей
1
Праздность есть мать всей психологии. Как? Разве психология — порок?
2
И самый мужественный из нас лишь редко обладает мужеством на то, что он собственно знает…
3
Чтобы жить в одиночестве, надо быть животным или богом, говорит Аристотель. Не хватает третьего случая: надо быть и тем и другим — философом.
4
“Всякая истина однозначна”. — Не двузначно ли это ложь?
5
Я хочу раз навсегда не знать многого. — Мудрость полагает границы также и познанию.
6
В своем диком естестве отдыхаешь лучше всего от своей неестественности, от своей духовности…
7
Как? разве человек только промах Бога? Или Бог только промах человека?
8
Из военной школы жизни. — Что не убивает меня, то делает меня сильнее.
9
Помогай себе сам: тогда поможет тебе и каждый. Принцип любви к ближнему.
10
Не надо проявлять трусости по отношению к своим поступкам! Не надо вслед за тем бежать от них! — Угрызения совести неприличны.
11
Может ли осел быть трагичным? — Что гибнешь под тяжестью, которой не можешь ни нести, ни сбросить?.. Случай философа.
12
Если имеешь свое почему? жизни, то миришься почти со всяким как? — Человек стремится не к счастью; только англичанин делает это.
13
Мужчина создал женщину — но из чего? Из ребра ее бога — ее “идеала”…
14
Что? Ты ищешь? Ты хотел бы удесятерить себя, увеличить во сто раз? Ты ищешь приверженцев? — Ищи нулей!
15
Посмертных людей — меня, например, — хуже понимают, чем современных, но лучше слушают. Говоря точнее: нас никогда не поймут — и отсюда наш авторитет…
16
Среди женщин. — “Истина? О, вы не знаете истины! Разве она не покушение на все наши pudeurs (4)?”
17
Вот художник, каких я люблю, скромный в своих потребностях: он хочет собственно только двух вещей, своего хлеба и своего искусства, — panem et Circen…
18
Кто не умеет влагать в вещи своей воли, тот по крайней мере все же влагает в них смысл: т. е. он полагает, что в них уже есть воля (Принцип “веры”).
19
Как? вы выбрали добродетель и возвышенные чувства, а вместе с тем коситесь на барыши людей бесцеремонных? — Но, выбрав добродетель, отказываются этим от “барышей”… (на входную дверь антисемиту).
20
Совершенная женщина занимается литературой так же, как совершает маленький грех: для опыта, мимоходом, оглядываясь, замечает ли это кто-нибудь, ичтобы это кто-нибудь заметил…
21
Становиться исключительно в такие положения, когда нельзя иметь кажущихся добродетелей, когда, напротив, как канатный плясун на своём канате, либо падаешь, либо стоишь — либо благополучно отделываешься…
22
“У злых людей нет песен”. — Отчего же у русских есть песни?
23
“Немецкий ум”: уже восемнадцать лет contradictio in adjecto.
24
Ища начал, делаешься раком. Историк смотрит вспять; в конце концов он и верит тоже вспять.
25
Довольство предохраняет даже от простуды. Разве когда-нибудь простудилась женщина, умевшая хорошо одеться? — Предполагаю случай, что она была едва одета.
26
Я не доверяю всем систематикам и сторонюсь их. Воля к системе есть недостаток честности.
27
Женщину считают глубокой — почему? потому что у неё никогда не достанешь дна. Женщина даже и не мелка.