Стужа

Стужа

Мастер норвежской прозы Рой Якобсен, перепробовав множество профессий, дебютировал в 1982 году сборником рассказов. С тех пор, жонглируя темами и меняя жанры от книги к книге, он получил больше десятка литературных премий, включая элитарную награду, присуждаемую национальным жюри критиков.

Сделав героем романа «Стужа» Торгеста Торхалласона из древних саг, Якобсен сам создал своего рода сагу. Торгест родился не таким, как все. Он почти не растет, зато одарен необыкновенным воображением, может предсказывать будущее и с изумительным искусством резать по дереву. В тринадцать лет коротышка Торгест сумел отомстить за убийство отца, но теперь смертельная опасность нависла над ним самим. Вот и приходится мальчику бежать из родной Исландии в Норвегию, а затем и в Англию. Разочарования и предательство, любовь и разлуки не помешают ему, сыну простого земледельца, стать ученым, скальдом и советником самого ярла Эйрика.

Жанр: Историческая проза
Серии: -
Всего страниц: 158
ISBN: 978-5-389-00097-1
Год издания: 2008
Формат: Полный

Стужа читать онлайн бесплатно

Шрифт
Интервал

Рой Якобсен

«Стужа»

Часть первая

Случившееся дважды

— Кто ты? — вскричал отец, глядя на новорожденного сына, с припухшего личика которого еще и кровь стереть не успели. Вскричал он так не потому, что перед ним явилось чудище, и не потому, что привык встречать таким возгласом рождение своих детей; не было в его возгласе и предощущения, что этого сына его будут помнить еще и через тысячу лет, а может статься, вообще так долго, пока живы на свете люди, сведущие в грамоте; слова эти сорвались у него с языка просто по нечаянности, но их запомнят и, пока мальчуган подрастает, будут повторять как побасенку или предзнаменование, коли тут вообще возможно отличить одно от другого.

— Кто ты?


Торгест Торхалласон родился в усадьбе Йорва, на западном берегу реки Хитарау, там, где долина распахивается навстречу сверкающим песчаным равнинам, которые в ясный день медленно, но верно увлекают взгляд в море, навевая нестерпимую тоску, — родился в тот год, что по нашему летосчислению должно называть 993-м от Рождества Христова, либо годом раньше или позже; отцом его был Торхалли, задавший упомянутый примечательный вопрос, а матерью — Тордис; этим свободным, хоть и не особенно зажиточным бондам[1] удалось вырастить лишь двоих детей из семерых — кроме Торгеста, дочь по имени Аслауг, двумя годами старше его.

Однако подрастал сын невообразимо мешкотно, казалось, не имел он в жизни иных намерений, кроме как лежать себе лежнем. А коли надумывал встать, опять же ни играми, ни ученьем не интересовался, говорить начал поздно и в восемь лет выглядел как слабогрудый пятилеток; был он так мал, что ему и имя вполовину укоротили, с тех пор и стали звать просто Гест, Чужак, только вот уступчивости да общительности в мальчонке от этого не прибавилось.

Но все же в маленьком теле Геста кое-что происходило. За одно лето он превзошел сверстников гибкостью и проворством, ловко уворачивался от большинства тумаков и пинков, что сыпались на него, начал отпускать ехидные замечания, почем зря строил рожи и нисколько не заботился о том, нравится окружающим или нет, исключение составляли родители, которых он впоследствии, имея в запасе уже не только односложные слова и избитые выражения, будет проникновенно изображать как людей безыскусных, надежных и богобоязненных, хотя они толком не слыхали о том Боге, коего он призовет в свидетели.

Смекалки Гесту опять-таки было не занимать, он мигом учился всему, просто подражая другим, в особенности отцу, за которым ходил как на привязи; наловчился чинить сбрую, ремонтировать дома, загоны для скота и лодки, ведь Торхалли — кузнец и мастер на все руки — трудился по всей округе. И скоро Торхалли по достоинству оценил своего странного сына, которому мог сказать, что надобно сделать то-то и то-то, и он неукоснительно исполнял порученное. Нежданно-негаданно Гест снискал славу настоящего волшебника, во всяком случае, по части ножа да топора, тогда как речи его и повадки по-прежнему во многом вызывали неодобрение.

Когда Гесту сравнялось семь лет, отец подарил ему нож в искусных кожаных ножнах, прошитых серебряными нитями; Торхалли сам украсил ножны незатейливым лиственным узором и нарек нож Одиновым, потому что, как он уверял, именно этим ножом одноглазый бог прорезал на поверхности земли долину Хитадаль, чтобы побежала по ней река и сделала ее плодородной для людей и животных. И Гест начал резать из дерева маленькие фигурки — птичьи и звериные головы, а не то и узоры, рождавшиеся у него в голове, растительные плетенки, каковые отец называл змеиными гнездами, правда, с оттенком похвалы, ведь он все больше и больше проникался уважением к сыну, который, оказывается, владеет умениями, каким он, отец, не мог его обучить. Откуда же это берется? — спрашивал себя Торхалли, и звучал сей вопрос как отголосок восклицания, слетевшего у него с губ в час рождения мальчика.

Но в одном у отца с сыном не было согласия, а именно в отношении к старым богам: Торхалли любил потолковать о них, тогда как Гест — не в пример своей сестре Аслауг — интереса к ним не выказывал, исключение составлял только Бальдр, бог, который мухи не обижал и все же по недоразумению был убит родным братом, а интересовался Гест Бальдром потому, что до своей трагической смерти тот успел обзавестись сыном, по имени Форсети, и к Форсети могли приходить все, кому не удавалось мирно жить на свете, ибо Форсети был богом счастья, мира и cсправедливости.

Пока отец рассказывал, Гест не переставал гримасничать и, раскрыв рот, бессмысленно ухмылялся, даже когда речь пошла о том, что все сущее — и живое и мертвое — оплакивало смерть Бальдра, и Торхалли осведомился, понятно ли сыну, о чем он говорит.

— Да-да, понятно, — отвечал Гест, продолжая ухмыляться, и Торхалли спросил, помнит ли он, как называлась ладья Бальдра.

— «Хрингхорни», — сказал Гест. — На ней Бальдру предстояло отправиться в Хель, но была она до того тяжелая, что никто не мог столкнуть ее на воду, пришлось богам звать на помощь великаншу Хюрроккин, которая явилась верхом на волке, а поводьями ей служили змеи…

— Неужто ты запоминаешь все, что слышишь?


Еще от автора Рой Якобсен
Чудо-ребенок

Новый роман норвежца Роя Якобсена "Чудо-ребенок" чем-то похож на прошлые его книги, но стоит особняком. На этот раз перед нами page turner — драма, которая читается на одном дыхании. Фоном ей служит любовно и скрупулезно воссозданный антураж шестидесятых — это время полных семей и женщин-домохозяек, время первых спальных пригородов, застроенных панельными четырехэтажками, это первые нефтяные деньги и первые предметы роскоши: обои, мебельные стенки и символ нового благоденствия — телевизор. Полет Гагарина, Карибский кризис и строительство Берлинской стены, убийство Кеннеди… Герой книги, умный и нежный мальчик Финн, счастлив.


Чистая вода

Причудливое сплетение детектива и любовной истории в чисто норвежском антураже – этот роман прочно завоевал симпатии читателей Скандинавии, о чем свидетельствуют его постоянные переиздания. Юн, главный герой, считается поселковым дурачком, и никто не принимает его всерьез. Он и на самом деле странный с точки зрения «нормальных» людей: у него есть свои стойкие привязанности, единые для всех случаев жизни принципы, свою первую детскую и юношескую влюбленность он не предаст никогда. И не случайно именно он оказывается единственным, кому под силу разобраться в загадочном и трагическом хитросплетении событий на маленьком богом забытом острове – его Вселенной.


Ангел зимней войны

Рой Якобсен — едва ли не самый читаемый в мире норвежский писатель. Он дважды номинировался на премию Северного совета, а за книгу «Ангел зимней войны» получил сразу несколько наград — от радиослушателей, от Союза молодых критиков и приз «Книга года — выбор молодежи». Это роман об одном из ключевых моментов русско-финской войны. В ноябре 1939 гола на пути наступающих русских войск оказывается городок Суомуссалми. Финны решают эвакуировать жителей и спалить город дотла. Покидая навсегда свои прибранные дома со свежевымытыми полами и кучками дров у порога, из города уходят буквально все, даже собаки и кошки.


Рекомендуем почитать
Переносной противотанковый комплекс 9К11. Техническое описание и инструкция по эксплуатации

Настоящее Техническое описание и инструкция по эксплуатации соответствует изделию и технической документации по состоянию отработки на январь 1970 г. и допущено для использования в войсках Решением № а/1128574 от 24 августа 1965 г.


Ты любила мою тьму

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Стихи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Испанец в России.  Жизнь и приключения Дионисио Гарсиа, политэмигранта поневоле. Главы из романа

В рубрике «Non-fiction» — главы из автобиографической книги Дионисио Гарсиа Сапико (1928) «Испанец в России» (литературная редакция Натальи Малиновской). Автор — из тех самых «испанских детей». Опубликованные главы рассказывают об испанском деревенском детстве, оборванном Гражданской войной.


Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.