Малоазийский грек, живший на рубеже нашей эры, написал на склоне лет сочинение, которое, он надеялся, с пользой прочтут заинтересованные лица — политики, полководцы, просто образованные, «благородные» люди.
А лиц таких не нашлось. Современники этого произведения не заметили.
На первый взгляд оно не отличалось от других. Ученые, путешественники, писатели много рассказывали об отдельных странах и народах. И «География» Страбона ничего особенно нового не добавляла к тому, что уже было известно. Разве только выделялась своими размерами — как-никак она состояла из семнадцати книг. Кто знает, может быть, это и отпугивало читателей? Так же как непонятный жанр, в котором она была написана. В ней перемешались строгие научные рассуждения с экзотическими описаниями, сухие перечни названий и яркие картины быта и нравов малоизвестных племен. Что это? Трактат? Путевые очерки? Философско-назидательные рассказы?
Какая-то печать неопределенности лежала на Страбоне. В его жилах текла греческая и персидская кровь. Свои сочинения он писал по-гречески. Впитал в себя традиционную эллинскую образованность. И мог с уверенностью считать себя греческим ученым. Но жил он в римскую эпоху, общался с римскими учеными и писателями, подолгу находясь в «вечном городе». Кто осмелится вычеркнуть его имя из истории римской культуры?
Страбон был свидетелем рождения Римской империи, поглотившей, вобравшей в себя весь эллинский мир, все его очаги в Греции, Малой Азии, на Боспоре (в Крыму). Творчество Страбона подвело итог эллинистической науке. И потому прав современный исследователь, говоря: «Мало найдется писателей, которым мы были бы больше обязаны, чем ему. Произведение Страбона — лебединая песня эллинизма; его глазами мы смотрим на этот мир в целом, когда он уже отошел в прошлое. Он не самостоятельный географ — он перерабатывает своих предшественников. Но пишет он хорошо и оказывается нейтральным и трезвым критиком… Велика масса сохраненных им сведений по серьезным вопросам — о географической теории, греческих полисах, экономике… Со времен Геродота не осталось другой такой красочной книги».[1]
Книга имела право быть неопределенной по своему жанру, потому что была энциклопедией. Страбон собрал все, что знали в ту пору об обитаемой земле — ойкумене; он изложил все существующие мнения по так называемым теоретическим вопросам и споры о местонахождении того или иного пункта.
Современники не смогли оценить его колоссального труда. «Книги имеют свою судьбу — в зависимости от того, как их принимает читатель». Этот афоризм родится через два века после Страбона,[2] но справедливость его он мог бы испытать на себе… если бы не умер до выхода в свет произведения, которому посвятил долгие годы жизни.
Потомки оказались проницательней. Сначала им заинтересовались византийские ученые. Через тысячелетие — гуманисты эпохи Возрождения. Ныне же немыслимо представить историю географической науки без Страбона, потому что его «География» не только самое крупное из античных сочинений такого рода, она — одна из немногих, почти полностью дошедших до нас работ. Наконец, она сохранила выдержки из трудов более древних авторов, которые подчас известны только благодаря Страбону.
Пифей из Массалии (Марсель)… Выдающийся греческий путешественник, географ и астроном IV века до н. э. Первый, кто, проникнув за Геркулесовы столбы (Гибралтар), двинулся дальше не на юг, как обычно делали финикийцы, а на север. Человек, открывший Британские острова, описавший берега Северного моря и ощутивший на себе дыхание Арктики. Цель его странствий неизвестна. Неясен и точный маршрут. Но из замечаний античных авторов явствует, что он многое сделал и для географии, и для астрономии: обнаружил новые земли, определил координаты ряда пунктов в северных широтах, измерил для них полуденную высоту Солнца и т. п. Данные Пифея учитывали крупнейшие ученые — Эратосфен, Гиппарх, историк Диодор Сицилийский. Но после завоевательных походов римлян, в I веке до н. э., выяснились многие ошибки и неточности в рассказе Пифея, и ему вообще перестали доверять.
Страбон писал через триста лет после него. Ему казалось невероятным, чтобы «человек честный, и притом бедняк, мог проплыть и пройти столь большие расстояния, дойти до пределов моря и исследовать всю часть Европы, лежащую на севере». И Страбон решительно объявляет Пифея выдумщиком, сознательно или без злого умысла вводящим людей в заблуждение. Но, уличая Пифея в погрешностях и грубых искажениях, Страбон волей-неволей вынужден излагать его сочинения — своего рода отчеты о плаваниях. Опровергая чужие доводы, он должен сначала познакомить с ними читателя. Произведения мореплавателя из Массалии не сохранились. Редкие цитаты из них встречаются у более поздних, как правило, враждебно настроенных к нему авторов, чаще всего именно у Страбона.
Евдокс из Кизика… Легендарный мореплаватель II века до н. э., совершивший путешествия в Индию и якобы обогнувший Африку. Страбон убежден, что рассказы о его плаваниях — чистейшая ложь, плод отчаянной фантазии. И тем не менее добросовестно цитирует обширный текст из произведения греческого географа, философа и астронома II–I веков до н. э. Посидония, благодаря которому и стали известны плавания Евдокса.
