На один-единственный час город принадлежал ей — всего на один волшебный час, но ей, и только ей одной. Позже она расскажет полицейским, что была в Голливуде, в клубе на Юкка-стрит. Она провела там час, общаясь с друзьями. Все они фотографировали друг друга на сотовые телефоны, и каждый позировал с бокалом коктейля в руке. Когда она сказала опрашивавшему ее сержанту, что сама ничего не пила, он удивленно приподнял брови, однако тест ее слова подтвердил.
Три часа ночи были ее колдовским часом. Она дала служителю клуба сотню, чтобы тот подогнал к дверям ее «астон-мартин», и покинула клуб. Проехав пять кварталов по пустому Голливудскому бульвару, она остановилась в самой его середине, выключила двигатель и с наслаждением вдохнула ласковый ветерок.
Она подняла взгляд вверх и представила себе, что с близлежащих крыш, как в сказке, за ней наблюдают ангелы. Они словно бы говорили ей: «Мы отдаем этот город тебе, ты свободна».
Ее звали Ларкин Коннер Баркли. Ей было двадцать два года. Она жила в центре города, в модном квартале, облюбованном начинающими художниками и музыкантами.
Ларкин нажала на педаль акселератора. Длинные, цвета медных монет, волосы Ларкин хлестали ее по лицу.
Машина, кренясь, пересекла Аламеда-стрит.
Повернув на север, она ехала теперь по протянувшейся вдоль реки промзоне. Когда раздался хлопок подушки безопасности, до дома Ларкин оставалось лишь несколько кварталов. «Астон-мартин» понесло боком, потом он встал.
Отстегнув ремень безопасности, Ларкин выбралась из машины. На тротуаре стоял серебристый «мерседес» с разбитым и погнутым задним крылом. Впереди сидели мужчина и женщина — мужчина за рулем. Еще один мужчина сидел сзади. Водитель помогал женщине, лицо которой было залито кровью, человек на заднем сиденье пытался выбраться наружу, но не мог.
Ларкин постучала в окошко водителя:
— С вами все в порядке? Могу я чем-нибудь помочь?
Водитель некоторое время смотрел на нее пустыми глазами, явно не видя по-настоящему, потом приоткрыл дверцу. Над левым глазом у него виднелся глубокий порез.
— О боже, — сказала Ларкин. — Простите меня. Я сейчас позвоню по 911. И вызову «скорую».
Водителю было лет за пятьдесят — хорошо одетый, загорелый, с золотым перстнем на правой руке и очень красивыми часами на левой. Женщина тупо смотрела на кровь, заливавшую ей руки. Мужчине, сидевшему сзади, наконец удалось открыть дверцу, он выпал из нее, встал на колени, потом, цепляясь за машину, поднялся на ноги и сказал:
— У нас все в порядке. Ничего страшного.
Однако Ларкин считала себя обязанной помочь этим людям.
— Пожалуйста, сядьте. Я позвоню…
Мужчина шагнул к ней, но снова опустился на одно колено. Теперь, когда на него падал свет от фар ее машины, Ларкин смогла хорошо его разглядеть. Глаза у него были большие и такие темные, что в рассеянном свете фар казались черными.
Ларкин бросилась к своей машине, нашла сотовый телефон и уже набирала 911, когда «мерседес», волоча за собой разбитое крыло, задом съехал с тротуара.
— Эй, постойте!..
Ларкин окликнула их еще несколько раз, но «мерседес» даже не притормозил. Она твердила про себя его номерной знак, и тут вдруг услышала шаги бежавшего по осевой полосе мужчины с заднего сиденья.
Тонкий голос вывел ее из оцепенения:
— Говорит оператор неотложной помощи, алло?
— Я попала в аварию, автомобильную…
— Кто-нибудь пострадал?
— Они уехали. Хотя тот мужчина… не знаю…
— Мэм, вам требуется помощь?
Она почувствовала, что ее качает. Земля вдруг накренилась, и Ларкин села прямо на мостовую.
— Мэм, сообщите, где вы находитесь.
Ларкин легла, прижавшись спиной к холодному асфальту.
Девушка вылезла из машины явно недовольной — с кислой физиономией, дававшей ему понять, что ей не нравится ни этот ветхий дом, ни выжженная солнцем улица. А он тем временем обшаривал взглядом окружающие дома, прочищая окрестности примерно так же, как человек прочищает горло. Он понимал, что длинные рукава рубашки выдают его с головой. Для длинных рукавов в Лос-Анджелесе пекло слишком жарко, однако ему нужно было прикрыть то, что находилось под рубашкой.
— Я здесь жить не могу, — сказала девушка.
— Говорите потише.
— Я целый день не ела, а тут еще и пахнет так, что меня мутит.
— Поедим, когда окажемся в безопасности.
Дверь дома отворилась, на пороге появилась женщина, которую описал ему Бад, — коренастая, с большими белыми зубами и дружелюбным взглядом. Миссис Имельда Аркано управляла в Игл-Роке несколькими сдаваемыми внаем жилыми домами. Конторе Бада уже случалось иметь с ней дело. Пайк надеялся, что женщина не обратит внимания на четыре аккуратные дырки, которые этой ночью проделали в заднем крыле их машины.
Он повернулся к девушке:
— Ваше недовольное лицо делает вас запоминающейся. Бросьте. Вам следует быть невидимкой.
— А почему я не могу подождать в машине?
