1
Никогда не забудется тот мрачный январский день 1837 года, когда навеки закрылись глаза Пушкина. Но насколько стал бы он для нас еще чернее и горше, этот ужасный день, если бы Россия не узнала тогда стихов Лермонтова. Пушкин погиб, но не умолк голос великой поэзии. Новый, никому не известный поэт посмел сказать правду, о которой молчали даже пушкинские друзья: врагов поэта он назвал палачами, сказал, что они таятся под защитою царского трона, что их ждет в грядущем возмездие, ждет суд народа. Сколько свершалось до того смелых гражданских подвигов, сколько свершилось с тех пор, но Лермонтов навсегда останется одной из самых героических фигур в истории русской литературы и в истории русского общества.
Все удивительно в этой внезапной славе молодого поэта. И вызов, который он бросил придворному обществу. И голос общественного протеста, прозвучавший в этих стихах. И сочетание двух великих имен. И двух огромных событий — гибели Пушкина и выступления Лермонтова. Все это воспринимается, как легенда, настолько легендарными кажутся и величие подвига, и одновременность случившегося. Вот прозвучало слово правды о Пушкине. И новый поэт уже обречен. И ему уготована такая же судьба и точно такая же гибель — на поединке. Вряд ли можно назвать в мировой литературе сочетание двух таких колоссальных трагедий. И таких блистательных эстафет, являющих великие силы народа, способного послать одного гения на смену другому-не фигурально, не образно, а подобно тому, как в сражении один заменяет другого, подхватывая упадающее из рук убитого знамя.
2
Только четыре года жил Лермонтов с того дня. Но эти четыре года составили этап в истории русской литературы, ограниченный датами 1837–1841. За эти годы в сознание читателя вошел целый мир поэтических представлений и образов, который способно обнять одно только имя — Лермонтов.
За эти четыре года Лермонтов создал эпическую поэму — «Песню про царя Ивана Васильевича…», которую справедливо ставят теперь рядом с величайшими творениями народной поэзии, и критика еще в прошлом столетии отметила сродство ее с гомеровским эпосом. Вслед за тем Лермонтов сочинил последнюю — грузинскую — редакцию «Демона», создал «Мцыри» — поэмы, принадлежащие к вершинам романтического искусства. Написал ироническую по отношению к себе и к романтическому направлению в поэзии вещь, названную «Сказкою для детей». Выпустил роман «Герой нашего времени» — удивительный по смелости изображения жизни, по психологической глубине, пластичности образов, совершенству литературного слога, — означавший важнейший этап в движении русской прозы по пути к реализму. Напечатал сборник стихов — двадцать шесть гениальных творений, каждое из которых раскрывает новую грань его дарования. Внес в свои записные альбомы новые вдохновенья, которых хватило бы на вторую книгу стихов… Все за четыре года!
В этот период происходит сближение с Белинским, Лермонтов деятельно участвует в журнале «Отечественные записки». Если при этом подумать, что у него совсем не было времени для спокойной работы и почти все, что написано, сочинялось в почтовых кибитках, на постоялых дворах, в полку на дежурстве, в тюремной камере, в перерывах между боями, — подвиг Лермонтова предстает в несказанном величии. Еще более удивительной кажется его творческая сосредоточенность и великая преданность своему призванию, верность раз навсегда избранному пути. Какой же надо было обладать силой духа, какой фанатической страстью к творчеству, как много мог и должен был сказать этот человек миру, если не раз заставлял задумываться таких людей, как Белинский, не шагнул ли бы он еще дальше Пушкина, если бы пуля Мартынова не остановила его пути? До сих пор с восторгом и горестью закрывает томик Лермонтова пораженный читатель, не в силах постигнуть, как мог человек еще юный, еще не достигший полных лет зрелости, страдающий и гонимый, сказать так много, разнообразно и так современно, с такой философской мудростью и такой неустрашимой гражданской страстью!
В продолжение долгих десятилетий читателю давали неверный адрес, не в ту сторону направляли воображение, пытались объяснить великое чудо поэзии — Лермонтова — усердным подражанием великим и невеликим писателям. Утверждали, что он прожил «однообразную и огражденную со всех сторон жизнь». Это писали о Лермонтове, чья жизнь полна самых драматических эпизодов и который знал и так понимал жизнь, как знали и понимали из его современников очень немногие. Он шел в своем творчестве не от литературы, но от жизни, и от жизни идей. А литературу блистательно знал, помня наизусть тысячи строк и читая по-русски, по-французски, по-немецки, по-английски и по-латыни.
С юных лет он готовился к подвигу — учился у декабристов, которые, как говорит Огарев, шли на гибель, зная, что их слово не умрет, потому что они вслух погибнут. И Лермонтов в ранние годы, подобно Наливайке Рылеева, подобно самим декабристам, мечтает в стихах погибнуть за «дело общее», как звучал в их устах латинский термин «республика». В пятнадцать — шестнадцать лет он пишет, что его ждут изгнанье и плаха. Борьба за вольность и за отчизну, за право свободно мыслить, жить и творить составляет пафос поэзии Лермонтова с первых лет его стихотворчества.