— Вы пейте чай, молодой человек, не стесняйтесь, — произнес старик, подставляя вазочку с клубничным вареньем. — Как говорится, чем богаты. Стол не шибко казист, но тому есть оправдание: вчера нас навещал министр со своей свитой и поздравлениями.
— Я видел, — робко пробормотал я, поперхнувшись печеньем. — В новостях показывали.
— Да, да, — старик махнул рукой, — я сам видел. Жена даже на видео зачем-то записала. Вчера весь день сокрушалась, что камеру у подруги не попросила, исторический момент запечатлеть.
— Это еще вопрос, для кого он исторический, — заметил я.
— Да, вы правы. Министры приходят и уходят. Но черт меня дернул предложить ему почаевничать, ведь не посмел обидеть старика и отказаться. И всю ораву пришлось кормить: секретарей, журналистов, операторов, человек двадцать всего. В холодильнике теперь — точно Мамай прошел. У нас не Москва, знаете ли, в сельмаг продукты только к обеду завезут.
Покраснев, я оглядел стол и придвинутую ко мне вазочку.
— Тогда я… наверное, не вовремя…
— Не вовремя, конечно, — живо откликнулся старик, — ну да что поделать. Сидите спокойно и пейте чай, не выгонять же вас из-за того, что первым в гости министр пожаловал.
Я смутился еще больше, но старик был весел, как-то удивительно беззаботно смеясь над своими проблемами. Постепенно он заразил и меня своей улыбкой и прогнал охватившую с начала визита робость. Ведь предо мной сидел не просто любезный хозяин преклонных лет, по-своему выражавший удовольствие от приезда московского журналиста, — но всеми уважаемый человек, почетный член многих академий по обе стороны Атлантики, академик РАН, чье имя было на слуху не только у посвященных и не в связи с недавним восьмидесятилетием. Известный историк и семиолог, исследователь Центральной Азии, популяризатор обеих этих наук, из-под пера которого вышло немало увлекательных книг о походах Александра Великого и Тамерлана, деяниях Заратуштры, исследованиях Улугбека, о династиях Ахеменидов, Сасанидов и Кейянидов. Что говорить, в свое время его работами был захвачен и я — тогда еще школьник, только познающий основы мироздания. Достаточно сказать, что начинавшись дневников Петра Павловича Семенихина я сумел уговорить родителей и на время летних каникул съездить на экскурсию по легендарным городам Средней Азии: Самарканду, Бухаре, Хиве, Хорезму. С детства, под влиянием книг этого человека горел желанием стать археологом; до сих пор жаль, что так и не сумел воплотить детские мечты в реальность. А ведь я писал тогда ему, в седьмом классе, сразу после поездки по Средней Азии — интересно, читал ли он мое восторженное письмо, вспомнит ли о нем?
Будто угадав мои мысли, Петр Павлович улыбнулся и заметил:
— А что же до этого министра… Думаю, всякий академик, доживи он до моих годов, непременно будет отмечен, такова традиция, — я хотел возразить, но старик заставил замолчать меня повелительным жестом. — Нет, конечно, мне приятно получить награду, приятно вообще всякое внимание к своей персоне, а подобное вдвойне…. Но, вы понимаете, для меня все эти награды, знаки внимания — все это не главное, лишь мишура. По большому счету, главным остается то же, что и прежде, — и двадцать, и пятьдесят лет назад. Моя работа. Мне действительно повезло в жизни. В юности я выбрал стезю, которой остался верен все последующие годы, и которая, все это время была верна мне. Как ни банально это звучит.
— Ну что вы, совсем не банально. Ваша жизнь сама по себе похожа на одну из тех легенд, которыми вы так живо интересовали верных ваших читателей.
Старик кивнул.
— А, кстати, Андрей, на самом деле, вы приехали очень вовремя. У меня совсем вылетело из головы из-за вчерашнего министерского визита. Хорошо, что напомнили…. Хотите, я расскажу вам сказку?
Незамедлительно и с большой охотой я кивнул. Да и разве мог я отказаться?
— Сказка эта имеет свою предысторию, я не отниму много времени рассказом о ней, хотя, наверное, вам эта предыстория покажется в чем-то интересней самой сказки. Сказку-то вы хорошо знаете. По ней даже мультфильм сняли в свое время. Но вот чем она заканчивалась во времена оны, две с половиной тысячи лет назад, знают всего несколько человек. Со вчерашнего вечера и я. А с сегодняшнего, верно, и вы.
Старик поудобнее уселся в кресле, поправив сползавший плед, укрывавший ноги, мерзнущие, несмотря на теплынь за окном. Середина апреля здесь, в восьмистах километрах к югу от Москвы знаменует собой конец весны, начало лета: в саду, за окном уже цвели яблони, закрывавшие собой от чужих взоров неприметный бревенчатый домик за некрашеным забором. А в чуть приоткрытое окно доносится аромат жасмина, чьи ветви, повинуясь легкому ветерку, негромко стучат в стекло. Село Балашовка, малая родина Петра Павловича. Отсюда, в незапамятные времена, он уехал покорять столицу, сюда, покорив ее, вернулся, с тем, чтобы теперь столичные гости навещали его, выстраиваясь в очередь.
— Предыстория началась далеко от этих мест, в Индии, — начал свой рассказ старик. — В пограничном с Пакистаном штате Гуджарат. Есть там, на самом краю пустыни Тар затерянный в песках городок Ранивара. Очень древний город, сколько ему лет не знали и сами жители — индийские поселения тем и отличаются от прочих, что с начала времен строятся и перестраиваются всегда на одном и том же месте. Для такого города тысяча лет — не история.
