Совет

По калитке громыхнули столь требовательно, что затаиться и не пойти открывать было невозможно. Сквозь штакетник Сергей Иванович увидел: на улице его ждут несколько человек. Мало того, незваные гости одеты в военную форму и вооружены.

Десять шагов до калитки — испугаться толком не успеешь. Разве что взволноваться можно слегка и озадачиться: дэнээровцы или нацгвардейцы? Сергей Иванович отбросил щеколду.

— Здрасте.

Без подъема ответили, вразнобой. Небритый крепыш, стоявший напротив Сергея Ивановича — командир, явно, — сощурил глаза. Кисти рук переброшены через висевший на груди автомат.

— Простите, что беспокоим, — прозвучало мало соответствующее ситуации вступление. — Вы здесь живете? Вы местный?

— Да, — ответил коротко. Действительно, не объяснять же неизвестно кому, что прикупил и отстроил этот домишко на хуторе, а небольшой бизнес остался в городе, и что это вполне устраивает, если ты на колесах.

Вон он, «ниссан», виднеется во дворе, поблескивает горчичного цвета боками. Кредит еще не выплачен. И что теперь? Отберут?

— Местный, это хорошо, — сказал командир. — А нам к трассе нужно. Как пройти к трассе?

— Да вон же она! — Сергей Иванович почувствовал облегчение. — За посадкой.

Метров четыреста или пятьсот будет.

— Мы уже ходили, — воин сдержанно кивнул. — Речушка там какая-то. Не знаете, как перебраться? Не хочется вброд, ноги мочить…

Сергей Иванович посмотрел на обувь бойцов. Запыленные берцы, кроссовки — резиновых бахил не наблюдалось…

…Начиная с весны в городе хозяйничают военные. Сначала возникли дэнээровцы, в масках-балаклавах. Потом явилась нацгвардия. Эти лиц не прячут и вооружены, в основном, автоматами. Винтовок Драгунова, как у предыдущих, я не видел.

На этом внешнее отличие, плюс-минус, заканчивается. На тех и других — банданы и камуфляж с разных складов, бронежилеты и всяческие супони, которым я не знаю названия. Перчатки, не скрывающие пальцев, и разномастная обувь…

«Чем хороша война, — кощунственно думаю я, — так это тем, что не нужно соблюдать форму одежды». Когда служил я, в Советской еще армии, внешнему виду солдата уделялось особое, почти болезненное внимание. За расстегнутый крючок на вороте делали, в лучшем случае, замечание. Ушитые штаны или согнутая бляха могли оказаться поводом для дисциплинарного взыскания. Одному Богу известно, как сказывались на обороноспособности Отечества гармошка на сапогах или ослабленный ремень, но наказывали за них нещадно. А эти, нынешние, поясных ремней вообще не носят, и ничего. Сапоги у них тоже не в почете. А зря, если правильно намотать портянки, — очень удобная обувь.

Когда-то, очень давно, в нашем городишке квартировал гусарский полк. Нередко на улице я закрываю глаза и вижу конный строй, мужественные лица всадников, их завитые усы и бакенбарды. Взлет воображения, и вот уже цокают по уличной брусчатке копыта и развеваются флажки на пиках, всхрапывают лошади и солнечные лучи пляшут на золотых шнурах доломанов.

Сейчас я вспоминаю о гусарах еще чаще. Я, наверное, идеализирую нравы екатерининской эпохи, но наслушавшись об ужасах и зверствах сегодняшней войны, часто думаю: а не в форме ли дело? Не зря же существует понятие «честь мундира»? Невозможно, отбросив белоснежный ментик за спину, вспороть поверженному противнику живот. Не с руки как-то прострелить пленному коленку, если твои собственные ноги обтянуты небесно-голубыми чакчирами. Нельзя, в конце концов, подкрутив холеный ус и перейдя на французский, отказать пленнику в просьбе попить воды. Не получится, мундир не позволит. А вот драться — это за милую душу! Только не в городах и селах, среди бань и курятников. Вышли во чисто поле, сабли наголо и — с Богом! Кто кого…

— …Да не надо вам ноги мочить, — сказал Сергей Иванович. — Там мостик есть. Вон за теми кустами.

— Ну, так пойдем… пойдемте покажете, — приглашающе кивнул головой командир.

Сергей Иванович проверил, в кармане ли ключи, и захлопнул калитку. Пошел по улочке в окружении бойцов. А попробуй откажись! Стрелять вроде не собираются — автоматы, заметил, на предохранителях. Хотя долго снять, что ли?

Бойцы даже друг с дружкой не разговаривали. Кто они? Разведчики? Диверсанты? А может, к бабам ходили?.. Какая, впрочем, разница?! Командир, тоже шагавший молча, вдруг чуть замедлил шаг и спросил, обращаясь к Сергею Ивановичу:

— А вы не знаете случайно, что я здесь делаю? Что мы здесь делаем?

Сергей Иванович пожал плечами, и воин счел нужным уточнить.

— Не здесь — здесь. — Он ткнул пальцем в затоптанную зелень тропинки. — А вообще — здесь! У вас!

Сергей Иванович снова промолчал. Он имел свое мнение, но остерегся его высказывать в зарослях ивняка, в окружении незнакомых вооруженных людей. К тому же вопрос явно относился к разряду риторических.

— То-то, — боец удовлетворенно кивнул и пошел дальше…

…О гусарах я упомянул, наверное, ради красного словца. Просто моему пониманию не дается не столько эта война, сколько ее бессмысленность и сопутствующая ей звериная жестокость. Что это? Путь назад, в средневековье?

В преддверии двадцать первого века казалось, что все безрассудство человечества вот-вот останется позади, что грядет новая эра — эра торжества разума и справедливости. Но пришел двадцать первый, и подобно взрослеющему юнцу, решающему, к кому примкнуть: к хулиганам или отличникам, осмотрелся и облюбовал для себя плохую компанию. Там веселее, или, как сейчас говорят, прикольнее.