— Ченнелинг?[1] — спросил я. — Ради всего святого, Джо! Ты притащил меня сюда ради подобной чепухи?
— Это не ченнелинг, — ответил Джо.
— Парень, который вез меня из аэропорта, сказал, что у вас тут есть машина, умеющая разговаривать с покойниками.
Лицо Джо медленно побагровело от злости. Он — маленький, ладно сложенный человек с очень гладкой кожей и тонкими чертами лица. Когда он сердится, то раздувается, словно африканская гадюка.
— Пустая болтовня!
— Этим ты здесь занимаешься? — спросил я. — Экспериментами с ченнелингом?
— Забудь это мерзкое слово, Майк! — нетерпеливо и раздраженно воскликнул Джо. Однако в его глазах появился странный блеск, свидетельствующий… о чем? О неуверенности? Об уязвимости? В моем понимании эти характеристики никак не соотносились с Джо Хедли, а ведь мы знакомы уже тридцать лет. — Мы и сами не вполне понимаем, каким дерьмом тут занимаемся. Подумали — может, ты подскажешь.
— Я?
— Ну да, ты. Вот, надень шлем. Давай, надень его, Майк. Пожалуйста.
Я сердито смотрел на него. Итак, ничего не изменилось. С самого детства Джо вечно обращался ко мне то с одной дурацкой затеей, то с другой, когда хотел получить трезвое суждение на основе здравого смысла. Он вываливал на меня всевозможные странные замыслы и выслушивал мое мнение — по-видимому, это помогало ему правильнее оценивать свои идеи.
Шлем был сделан из золотистой проволочной сетки, усеянной микроволновыми датчиками размером с десятицентовую монету, и на уровне висков имел два присасывающихся электрода. Очень похоже на снаряжение для приговоренных к смерти.
Я провел по нему рукой.
— И сколько электричества он пошлет через мою голову?
Джо разъярился еще сильнее.
— Ах, черт тебя побери, перестраховщик несчастный! Я когда-нибудь просил тебя о чем-то, что может тебе повредить?
Я вздохнул с ангельским терпением.
— Хорошо. Как он надевается?
— Натяни на голову, от уха до уха. Электроды подогнаны специально под тебя.
— Может, объяснишь, для чего это?
— Мне требуется непредвзятое мнение. Это для науки, Майк. Я ученый, тебе известно об этом?
— Надо же, так вот ты кто.
Джо выхватил шлем, натянул его мне на голову, прижал электроды к вискам.
— Ну, как сидит?
— Как перчатка.
— Ты всегда носишь перчатки на голове?
— Ты, похоже, чертовски нервничаешь, если думаешь, что это остроумно.
— Так оно и есть, — сказал он. — И ты, видимо, тоже, если так ведешь себя. Но ты не пострадаешь. Это я тебе обещаю, Майк.
— Порядок.
— Просто сиди спокойно. Нужно кое-что проверить, а потом приступим.
— Хотелось бы все же хоть немного понимать, о чем…
— Пожалуйста.
Сквозь стеклянную перегородку он подал знак лаборантке в соседней комнате, и она принялась накручивать шкалы и щелкать тумблерами. Это походило на кино, самое идиотское, с безумными докторами в белых халатах и искрящимися электрическими приборами. Время шло. Опасения и раздражение постепенно оставили меня, и я погрузился в серую безмятежность вроде медитации в дзен-буддизме, как я иногда делаю, сидя в кресле дантиста и ожидая, пока он начнет ковыряться у меня во рту.
Сквозь окно лаборатории был виден цветущий на склоне холма под ослепительным калифорнийским солнцем желтый гибискус на фоне целого моря алой бугенвиллии. Когда этим февральским утром я ехал в аэропорт Сиэтла-Такомы — на тысячу триста миль к северу отсюда, — было холодно и дождливо. Лаборатория Джо находится неподалеку от Ла-Джоллы, на высоком песчаном утесе над голубым Тихим океаном. Мы с ним выросли в Санта-Монике, и в детстве такие ясные зимние дни были обычным делом. Однако потом я двадцать лет прожил на Северо-Западе и теперь не мог отделаться от мысли, что меня занесло в Эдем. Я любовался яркими красками на склоне холма, пока они не начали расплываться перед глазами.
— Ну вот, начинаем, — откуда-то из-за левого плеча произнес голос Джо.
Это было все равно что войти в большую клетку, полную сумасшедших попугаев и майн. Я слышал пронзительные царапающие звуки, нечто вроде безумного смеха в диапазоне трех-четырех октав, какое-то низкое зловещее бормотание — как будто вот-вот взорвется некое гидравлическое устройство. Я слышал дикий визг, стихающий вдали, точно звук уходил в бесконечную бездну. Я слышал шипение.
Потом, совершенно неожиданно, над этим шумовым фоном отчетливо прозвучало:
— Онудор…
Я вздрогнул.
Бессмысленное слово? Только не для меня. Для меня оно было преисполнено смысла. Слово из загадочного языка, который, так уж случилось, я понимал.
«В тот день» — вот что означало это слово. На языке халха. Моя сфера деятельности. Но это чистое безумие — то, что машина говорит со мной на языке халха. Скорее всего, это совпадение, случайный набор звуков, а я автоматически перевел его в осмысленную форму. Сам себе задурил голову. Или это особо изощренная шутка Джо. Правда, вид у него был уж очень серьезный.
Я напряженно вслушивался. Бессмысленное бормотание, и только.
Потом сквозь хаос прозвучало:
— Усан дир…
Снова на языке халха: «по воде». Это не могло быть совпадением.
Опять шум: скрип, визг, шуршание, бормотание.
— Аава намаиг уавуулава…
«Отец послал меня».
Писк. Шорох. Скрежет.
— Продолжай, — сказал я, чувствуя, как по спине стекает пот. — Отец послал тебя… куда? Куда? Кхаана? Скажи куда.
