Заяц>{2}
© Перевод Т. Вирты
I
Дом, о котором пойдет повествование, стоял в те времена, то есть за год-другой до начала последней войны, на одной из горбатых улочек, соединявших улицу Князя Милоша с Сараевской. Глазам завистливых соседей солидное пятиэтажное здание с мансардами представлялось и вообще шестиэтажным. Возведенный вскоре после первой мировой войны, дом этот, быть может, и не отличался, что называется, «ультрасовременным» комфортом, но был так добротно сработан и от чердака до подвала содержался в таком образцовом порядке, что одной своей сверкающей белизной отпугивал съемщика с малыми доходами и множеством детей. Владелец дома… Нет, мы затрудняемся сказать, кто был его действительным владельцем, ибо этот сложный юридический вопрос тесно связан с целым рядом других «довоенных» белградских проблем, таких, как проблемы морали, брака, заблуждений молодости и запоздалых раскаяний, и мы не беремся здесь распутать этот узел. Госпожа Маргита Катанич, гроза всего дома, в обиходе именуемая Коброй, сдавала квартиры, взимала арендную плату, разбирала конфликты с жильцами, платила налоги и отвечала перед городскими властями. Она, в сущности, и была «хаузмайстером», ибо сильно смахивавший на недорезанного цыпленка безбородый уроженец Бачки из нижней квартиры, официально исполнявший обязанности «хаузмайстера», был всего лишь безропотным орудием в мощных руках госпожи Маргиты. Впрочем, и все остальное было здесь в ее руках.
Госпожа Маргита занимала с мужем и сыном самую большую пятикомнатную квартиру в бельэтаже. Но прежде чем перейти к мужу и сыну госпожи Катанич, остановимся несколько подробнее на ней самой. Это была женщина лет пятидесяти, весившая девяносто килограммов, приземистая, совершенно седая, со взбитыми по тогдашней моде волосами, растрепанными даже в рождество. Вся она буквально клокотала и кипела от какой-то неукротимой и необузданной энергии. Таков был ее облик. Передвигалась госпожа Маргита на слоновьих, тяжело ступавших ногах, но беспокойная подвижность не оставляла ее членов и, нарастая, достигала апогея в мимике лица. Бледное отечное ее лицо прорезала тонкая кривая линия огромного рта с тридцатью двумя искусственными зубами, извергавшей, сто двадцать слов в минуту. И в заключение о ее глазах больших, круглых, с черным зрачком, размытым по краям и как бы растворяющимся в белке, алчных, недоверчивых, пронзительных, казалось, они сосредоточили в себе могучую силу этого огромного тела, всегда готового к защите и нападению.
Неподъемная и тучная, отягощенная бесчисленными воображаемыми и действительными недугами, госпожа Катанич тем не менее в любое время суток ухитрялась быть вездесущей и всевидящей. Подобная насосавшемуся пауку, перекатывалась она по своей расположенной полукругом квартире, держа под неусыпным контролем и наблюдением улицу, сад и парадный вход. Это давало ей возможность быть в курсе всех событий, она всех допытывала и всем руководила, но этого ей было недостаточно. Ее жажда властвовать, приказывать, тиранить, покорять была столь велика, что ее хватило бы на целый полк солдат. А так как судьба ограничила поле ее деятельности довольно узким кругом людей, состоявшим из семьи и квартирантов, то и страдали больше всего они, так как на них всей тяжестью легло бремя ее необузданного и ненасытного властолюбия.
Жизнь дала этой женщине в мужья совершенно непохожего на нее, тихого, кроткого человека, неприметною и сдержанного во всем — в манерах, одежде, речах и суждениях. Точнее говоря, подыскал его Маргите «папашин друг», ее покровитель, фабрикант, у которого «до войны» (что означало на языке ее поколения до 1914 года) она прожила три года, получив впоследствии по его запутанному завещанию помимо прочего и «право пользовании» этим великолепным домом. Будущего мужа, человека тщедушного, неодолимо влекло тогда сильное, словно отлитое из металла, тело молодой женщины и ее загадочное лицо с никогда не улыбающимися глазами.
Муж Маргиты был родом из Панчева. но он мог считаться белградцем, ибо его отец, скромный учитель музыки, перебрался на постоянное жительство в столицу, когда мальчику не было двух лет. Лишившись матери в раннем детстве, он вырос под надзором замкнутого, молчаливого до немоты отца.
По роду своих занятий господин Катанич был переписчик-каллиграф и состоял на службе в Королевской орденской канцелярии. Он также изготовлял дипломы для других государственных и частных учреждений, ибо второго такого почерка и таланта не найти было во всем Белграде. У него было нормальное мужское имя — Исидор, но жена окрестила его Зайцем, и это прозвище так и осталось за ним. Его собственный сын, когда заговорил, звал его не папой, а «Зайкой». Так, все, и родные, и знакомые, звали его: «Заяц, Зайка, Зайчик!»
Вот уже два десятка лет этот всегда выбритый и аккуратный человек с влажными глазами, воплощенная предупредительность и доброта, тащил на своем горбу эту ведьму в облике женщины или, как выражался один их квартирант-босниец, «волок баржу посуху». За свое неодолимое и страстное юношеское желание получить бледнолицую, атлетического сложения приемную дочь фабриканта он заплатил каторгой, которой не видно было конца.
