Когда мне было семь лет, я, начитавшись страшных сказок, стал жаловаться своему отцу, что меня начали преследовать кошмары.
— Они меня совсем замучили, папа, — хныкал я. — Я не могу убежать от них и не могу прогнать их — этих большущих чудовищ с острыми клыками и когтями вроде тех, что на картинках в книжке, и не могу заставить себя проснуться. Да, папа, никак не могу проснуться.
Отец выдал пару весьма теплых слов по адресу тех недоумков, которые допускают, чтобы такие книжки попадались на глаза малолеткам, затем ласково сгреб мою ручонку в свою огромную лапищу и повел меня на расположенный поблизости небольшой выгон.
Отец у меня был человеком мудрым, обладавшим чисто крестьянской сметкой в отношении того, чем в состоянии отблагодарить земля того, кто на ней усердно трудится. Он был в равной степени близок как к матери-Природе, так и к человеческим сердцам и умам, ибо в конечном счете поддержание человеческой жизни зависит только от добрых взаимоотношений, что устанавливаются между человеком и землей.
Он присел на пенек и показал показавшейся мне тогда невообразимо огромным револьвер. Теперь-то я знаю, что это был обыкновенный кольт армейского образца 45-го калибра. Но для моего детского глаза он казался прямо-таки чудовищным оружием. Мне уже приходилось видеть раньше малокалиберные спортивные винтовки и охотничьи дробовики, но в отличие от них из кольта нужно было стрелять, держа его в одной руке. Боже, до чего же тяжеленным оказался для меня этот револьвер. Вес его был до того несоизмерим с моей ребячьей силенкой, что он оттягивал мою тощую ручонку до самой земли, пока отец терпеливо показывал, как правильно его держать.
— Он убивает наповал, Пит, — объяснял отец. — И не существует ничего на всем белом свете, да и за пределами его, чего не могла бы остановить выпущенная из «билли» пуля. Из него можно убивать и львов, и тигров, и людей. А если прицелиться получше, то можно свалить и разъяренного слона. Поверь мне, сынок, нет ничего такого, что может тебе повстречаться, даже во сне, что не сумеет образумить добрый старый «Билли». И с сегодняшнего дня он будет всегда при тебе во всех кошмарах, что могут тебе привидеться, так что больше тебе нечего бояться чего бы то ни было.
Эти слова глубоко запали в мое восприимчивое сознание. Не прошло и получаса, как запястье мое уже огнем пылало от мучительной боли, которую вызывала бешеная отдача этого кольта. Но зато я собственными глазами видел, как тяжелые пули насквозь пробивают фанерный щит толщиной в два дюйма, да еще обитый кровельным железом. Я, щурясь, брал на прицел мешок с пшеницей, нажимал на спусковой крючок, отдача буквально выдергивала предплечье из суставов, но я отчетливо видел, как в мешке раз за разом прорывали дыры размером в кулак.
В ту ночь я спал с «билли» у себя под подушкой. И прежде, чем в конце концов полностью погрузиться в стихию сновидений, на всякий случай еще раз провел пальцами по холодной, вселявшую такую уверенность, поверхности рукоятки.
Когда все то ужасное, что меня мучило в сновидениях, не замедлило явиться и в ту ночь, я почти обрадовался этому. Я был готов к встрече. Со мной был кольт, он казался теперь куда легче, чем в те часы, когда я бодрствовал — или, может быть, во сне рука у меня стала больше и, соответственно, сильнее. Два чудовища мгновенно рухнули наземь, стоило только взреветь и лягнуться моему «билли», а остальные развернулись и дали деру.
Тогда я, смеясь, стал преследовать их и палил в них прямо с бедра.
Отец не был профессиональным психологом, однако он нашел прекрасное средство против страха — проецирование в подсознание основанное на непосредственном опыте понятие здравого смысла.
Двумя десятками лет позже тот же самый принцип был применен по-научному для того, чтобы спасти нормальное состояние психики — да, пожалуй, и жизнь — Маршэма Красвелла.
— Ты, безусловно, о нем слышал, — уверял меня Стивен Блэйкистон, мой давнишний приятель еще по колледжу, специализировавшийся в области прикладной психологии.
— Кажется, — не очень-то уверенно соглашался я. — Научная фантастика, «фэнтези»… Что-то читал. Муть, да и только.
— Вовсе нет. Вполне пристойное чтиво.
Стив взмахом руки обвел книжные полки в своем служебном кабинете в новой психиатрической лечебнице, открытой Пентагоном в штате Нью-Йорк. Перед моим взором предстали многие ряды разноцветных корешков журналов.
— Я фанат этого жанра, — нисколько не стесняясь, признался Стив. — Но ты же не считаешь меня чокнутым?
Я уклонился от прямого ответа. Всю свою сознательную жизнь я проработал спортивным обозревателем. Что же касается Блэйкистона, то я никогда не сомневался в том, что он большой дока в двух сферах — в психологии и в электронной технике.
— Кое-что из этого, — сказал Стив, — в самом деле безнадежно устарело, но в целом литературный уровень достаточно высокий, а идеи стимулируют творческое мышление. Вот уже в течение десяти лет Маршэм является одним из самых плодовитых и наиболее почитаемых авторов данного жанра.
Два года тому назад он серьезно заболел и, не успев окончательно выздороветь, снова занялся литературной деятельностью. О пытался достичь привычной своей продуктивности, но все более скатывался к чистому «фэнтези» — весьма изысканному в частностях, но временами полнейшему вздору.
