На самом деле я не хотел переезжать. Я думал, что сразу возненавижу наш новый дом. Но все получилось очень даже весело.
Я замечательно прикололся над родичами.
Может, это была не совсем удачная шутка, но мне понравилось.
Впрочем, все по порядку.
Мама с папой застряли в холле с грузчиками. Распоряжались, куда нести мебель и все коробки. И пока они там возились, я отправился на разведку. И нашел очень даже симпатичную комнату рядом со столовой.
Это был здоровенный зал в два окна. Окна выходили на задний двор. Солнечный свет озарял зал, и поэтому здесь было гораздо светлее и веселее, чем в других комнатах старого дома. Там, надо сказать, было слегка мрачновато.
Я сразу подумал, что здесь надо будет устроить семейную комнату отдыха. Ну, знаете, с телевизором, стереопроигрывателем и, может быть, даже со столом для пинг-понга и прочими интересными штуками. Я уже представлял себе, как все это будет. Но пока в комнате было пусто.
Только в углу одиноко катались два серых шарика пыли.
Они-то и подали мне идею.
Посмеиваясь про себя, я присел на корточки и слепил шарики пыли в два тугих комочка. Потом я вскочил и принялся орать дурным голосом:
– Мыши! Мыши! Спасите! Там мыши!
Родичи ворвались в комнату с таким видом, будто меня тут резали. У них челюсти поотвисали, когда они заметили в углу двух серых мышек из пыли. Я продолжал вопить:
– Мыши! Мыши!
Я изо всех сил старался изобразить панический страх. Якобы жутко боюсь мышей.
Мама остановилась в дверях. Она так и стояла с открытым ртом. Я даже испугался, как бы у нее зубы не выпали!
Вообще-то мама у нас – само спокойствие. А вот папа вечно паникует и напрягается. Он схватил прислоненную к стене швабру и принялся бешено колотить ею по бедным, ни в чем не повинным пылевым мышкам.
Я больше уже не мог сдерживаться.
Я ржал, как взбесившийся бегемот.
Папа ошалело уставился на шарик пыли, прилипший к швабре. И тут наконец до него дошло, что это был просто прикол. Он аж побагровел. А я испугался, что у него глаза выскочат из-под очков.
– Очень смешно, Джером, – спокойно проговорила мама, страдальчески закатив глаза. (Вообще-то все меня называют Джерри. Но когда мама сердится, она называет меня Джеромом). – Мы с папой ценим твою заботу о нас. Конечно, с твоей стороны очень мило напугать нас до полусмерти, когда мы оба устали и все на нервах из-за этого переезда. Мы очень рады, что ты развлекаешься, пока мы стараемся тут все устроить.
Мама всегда так язвит. Наверняка свое чувство юмора я унаследовал от нее.
Папа задумчиво почесал лысину на затылке.
– Они были в точности как мыши, – пробормотал он.
Я понял, что он не сердится. Он уже привык к моим шуточкам. Они оба привыкли.
Мама покачала головой:
– Ты ведешь себя как ребенок!
– А я и есть ребенок, – гордо заявил я. – Ведь мне двенадцать. По-моему, самый что ни на есть подходящий возраст для того, чтобы куролесить, прикалываться над родичами и выдумывать всякие штуки.
– Не умничай, – насупился папа. – И вообще… Знаешь, Джерри, тут работы непочатый край. Мы с мамой уже умотались. Мог бы помочь, между прочим.
Он попытался всучить мне швабру. Но я отскочил, выставив руки перед собой, как будто защищался от страшной опасности.
– Папа, ну ты же знаешь! У меня аллергия!
– Аллергия на пыль? – язвительно уточнил он.
– Нет. На работу!
Я думал, что родичи рассмеются, но они вместо этого пулей вылетели из комнаты, чертыхаясь себе под нос.
– Хотя бы за Плюшкой присмотри! – крикнула мне мама из коридора. – Чтобы она не вертелась у грузчиков под ногами.
– Ага, присмотрю! – крикнул я в ответ.
Плюшка – это наша кошка. Вот уж точно приплюснутое животное. Абсолютно рехнувшийся зверь. За ней присматривать – себе дороже. Все равно, если ей что-то втемяшится в голову, ее ничто не остановит.
Я хочу сразу сказать, что у нас с Плюшкой не самые теплые отношения. На самом деле я стараюсь держаться подальше от этой придурочной кошки.
Вообще-то считается, что кошки – это милые домашние звери. Вот только Плюшка об этом не знает. Ей никто этого не объяснил. Наоборот. Она ощущает себя маленьким, но кровожадным тигром. Или летучей мышью-вампиром.
Ее любимое развлечение – забраться повыше, к примеру на спинку кресла или на книжную полку, и сигануть оттуда тебе на плечо. Обязательно выпустив когти. Без когтей – это уже не развлечение. Я давно перестал считать, сколько футболок она мне изодрала. Между прочим, хороших футболок. И сколько крови я потерял.
Это не кошка, а просто стихийное бедствие.
Она вся-вся черная. Только на лбу одно белое пятнышко и второе – вокруг правого глаза. Родичи обожают ее до беспамятства. Вечно сюсюкаются: «Хорошая киса, славная киса…» Постоянно берут ее на руки, чешут за ушком и говорят, какая она вся из себя замечательная. Обычно Плюшка кусает их и царапается до крови. Но они почему-то ничему не учатся на своих ошибках.
Когда мы переезжали сюда, я очень надеялся, что Плюшка потеряется где-нибудь по дороге. Не тут-то было. Мама лично проследила за тем, чтобы Плюшка села в машину первой. На заднем сиденье, рядом со мной.
