В августе 1997 года, в какой-то мере отдыхая в некогда древней Феодосии, я добросовестно скучал — на море и на суше, под лучами жаркого солнца и струями освежающего дождя, в затрапезных кафе и на кручах Кара-Дага, беспрестанно и с ожесточением повторяя строку любимого поэта: «И дольше века длится день!» Однако счастливый случай свел меня с преинтереснейшим человеком, который профессиональным чутьем угадал во мне писателя, а значит, и внимательного слушателя.
Мой новый знакомый оказался частным детективом, чьими услугами пользуются очень богатые люди, избегающие какой бы то ни было огласки не только результатов расследования, но и самого факта преступления, имевшего место в их доме. Эта секретность проистекает не из обывательского нежелания выносить сор из избы, но жизненно необходима, поскольку репутация людей, стоящих во главе крупных банков, инвестиционных компаний, транснациональных корпораций и международных фондов должна оставаться безупречной во имя всеобщего благополучия и процветания. Ведь от каждого из них зависят судьбы многих тысяч людей — компаньонов, сотрудников дочерних фирм, вкладчиков, государственных чиновников, активистов общественно-политических организаций и спонсируемых деятелей культуры. А малейшее упоминание имени хозяина в скандальной хронике подрывает доверие клиентов к возглавляемому им делу. Это чревато нарушением баланса и крахом некогда успешного предприятия.
Конечно, нам прекрасно известно о многочисленных убийствах банкиров. Но такого рода информация распространяется, когда, во-первых, скрыть преступление невозможно, поскольку оно происходит в публичном месте — в офисе, на улице, в подъезде. А во-вторых (и это главное!) — когда преступление совершается конкурентами, то есть чужими людьми. Но о том, что происходит в домах банкиров, не имеет представления ни один активный читатель рубрики «Криминальная хроника».
Мой крымский знакомый, по вполне понятным мотивам не называя имен, поведал множество историй, в реальность которых было крайне трудно поверить. С одной стороны, сознание не находило в них никаких логических противоречий, вполне естественными выглядели и мотивировки всех чудовищных поступков. С другой стороны, испытываемые мной чувства были взаимоисключающими: одновременное омерзение к этому страшному миру и жалость к его обитателям. Однако наилучшим доказательством подлинности всего услышанного служит та искренность, то неподдельное волнение в голосе, которые звучали из уст моего собеседника.
Необходимо особо отметить, что практически все из рассказанных мне историй падений, предательств и неслыханной жестокости раскрыты не были, хоть детектив после скрупулезного изучения всех обстоятельств выяснял для себя всю подноготную, вплоть до мельчайших подробностей. Однако заказчику расследования предъявлялась совсем иная версия, как правило не разоблачающая никого из героев трагических событий. На то есть ряд причин. Одна из них, наиболее банальная и весомая, заключается в том, что подлинный преступник перекупает следователя, отчего тот получает сразу два гонорара.
Наши беседы обычно проходили в баре пансионата «Ай-Петри», где по вечерам по-европейски ненавязчивая музыка органично сочетается с теперь уже украинским массандровским портвейном, потребление которого сопровождалось неизменным тостом: «За то, что богатые тоже плачут!» Данный цинизм можно лишь отчасти оправдать нравственно расслабляющей атмосферой крымского побережья. Формальным поводом наших умеренных застолий была какая-то экзотическая карточная игра на двоих, необычные правила которой я уже навряд ли вспомню. Однако каждое слово моего собеседника прочно отпечаталось в памяти.
Всеми этими историями с минимальными авторскими дополнениями в части наиболее вероятных диалогов и описаний чувств, которые действующие лица могли испытывать в тех или иных ситуациях, считаю своим долгом поделиться с тобой, уважаемый мой читатель.
Р. S. Обилие в тексте выделенных курсивом слов и оборотов речи объясняется рядом причин. Тут и затруднения, с которыми столкнулся автор при подыскивании терминов, отражающих смысл и дающих название еще не укоренившимся в русском языке новым социальным и нравственным явлениям. И удивление новому звучанию старых слов в контексте современной жизни. И акцентирование внимания на незначительных деталях, которые впоследствии играют самую решительную роль в развитии трагедии. Да и просто авторское тщеславие, которое настаивает на том, чтобы читатель смог порадоваться вместе с автором тому или иному удачному эпитету.
