Париж, 10 октября 1307 года, вторник
Ветер гнал над самой землей чугунные тучи, высоко вздымал пыль на улицах, завывал в нависающих над ними галереях. И хотя он ослаблял смрад гниющих потрохов, конского навоза, человеческих фекалий, близких могил, клочковатого дыма очагов — городской гул, напротив, как будто звучал громче прежнего. Тут и топот башмаков, и стук копыт, и скрип колес, и звон молотов, и болтовня обывателей, и гневные крики, и пылкие уговоры, и расхваливание товара, и пение, а подчас и молитва.
Горожане выходили из домов, чтобы заняться своими обычными делами: домохозяйка направлялась на рынок, ремесленник — в мастерскую, священник — к ложу умирающего. Тут увидишь и шута в ветхом наряде, и слепого попрошайку, и сопровождаемого двумя приказчиками купца, и пьяненького воина, и студента в мантии, и очарованного гостя из чужой страны, и груженую телегу с возницей, охаживающим вожжами коней и честящим прохожих, и сотни, тысячи других…
Возвестили третий час церковные колокола: день полностью вступил в свои права. По улице шел Гуго Маро, и всяк встречный уступал ему путь. Не высоченный рост был тому причиной — хотя другого такого дылду поди поищи, — а одежда. Котта, чулки, обувь — хоть и добротного кроя, но выблекшие на солнце и со следами сабельных ударов; поверх них простой бурый плащ. Но спереди на этом плаще алел особый знак — крест тамплиера. Привлекала взгляды и коротко подстриженная черная шевелюра, и неухоженная борода. Даже если правдивы слухи о том, что орден нынче в немилости у короля, задирать этакого силача себе дороже. А при виде мрачной мины на осунувшейся физиономии и вовсе пропадает желание дерзить.
По пятам за рыцарем семенил посланный по его душу мальчишка. Держась поближе к фасадам — улицы были топкими от гниющих отбросов, — они подошли к нужному зданию, такому же богатому, как соседние, и даже малость повыше. Позади запертой конюшни, в тот день пустовавшей, в стене трехэтажного бревенчатого дома была утоплена дубовая дверь. Здесь жил и трудился зажиточный драпировщик. Но однажды он не смог расплатиться с долгами, и его имущество перешло к тамплиерам. И хотя далеко отсюда стоял парижский Тампль, в этом доме тоже устраивали тайные собрания и принимали важных гостей.
Остановившись на крыльце, Гуго постучал. Сдвинулась заслонка, кто-то выглянул в окошко, а затем дверь медленно отворилась. Двое мужчин отдали воинское приветствие, соответствующее рангу посетителя. Стражи были суровы, в позах сквозила настороженность, и алебарды в руках вовсе не выглядели церемониальным оружием — это был привычный рабочий инструмент. Оглядев охранников, Гуго поинтересовался:
— Братья, с чего это вы в собственных стенах оружные? Неужто ждете нападения?
— Приказ рыцаря-компаньона Фулька, — проскрежетал тот стражник, что покрупнее.
Гуго огляделся по сторонам. А второй, словно испугавшись, что гость намерен уйти, добавил:
— Брат, велено тебя вести прямиком к нему. Будь любезен, не противься. — А гонцу наказал: — Ты же ступай восвояси.
Только и видели паренька.
В сопровождении двух вооруженных монахов Гуго вошел в вестибюль, где начиналась лестница. Справа — ворота конюшни, они на запоре. Слева ворота распахнуты, за ними вымощенная плитами площадка с деревянными столбами, подпирающими балки. Раньше в этом крытом дворе мастерили, торговали, хранили, а нынче царит пустота.
Лестница вела кверху, и проходила она над другим пустующим складом. Трое поднялись на второй этаж; расположенные там комнаты предназначались для членов семьи и гостей; челядь ночевала на чердаке. Гуго пригласили в кабинет. Темные стенные панели, дорогая мебель. И тепло, даже душно — из-за тлеющих в жаровне углей.
В кабинете ждал Фульк де Бюше. Он был на ногах — высокий, лишь на два дюйма ниже Гуго. Горбоносый, седеющий и, возрасту вопреки, гибкий и сильный; даже зубов хватает во рту. Как и положено рыцарю-храмовнику, давшему обет пожизненного безбрачия, он носил белую мантию. На боку висел меч.
Гуго остановился.
— О боже… — растерялся он. — Приветствую тебя, брат…
Фульк жестом велел своим людям выйти из кабинета, а когда те встали обочь двери в коридоре, поманил гостя. Гуго тотчас подступил.
— Магистр, чем я могу послужить тебе? — спросил он.
Формальность — хрупкий доспех. Принесенное отроком послание было четким и недвусмысленным: Гуго надлежит незамедлительно явиться к начальству.
Хоть и нечасто слышал Гуго тяжелый магистерский вздох, но прекрасно знал, что он означает. За строгой маской пряталась душевная печаль.
— Мы можем говорить без опасений, — сказал Фульк. — Здесь надежные люди, умеют держать язык за зубами. А всех прочих я отпустил.
— Но разве прежде наши разговоры не были прямыми и откровенными? — выпалил Гуго.
— С недавних пор я в этом сомневаюсь, — ответил Фульк. — Но посмотрим, что будет дальше. — И, помолчав немного, добавил: — Скоро все станет ясно.
Гуго стиснул кулаки, усилием воли разжал пальцы и как можно спокойнее произнес:
— Чтобы я тебе лгал — такого не бывало. Ибо ты для меня не только начальник, не только брат по ордену, но и… — Он замялся, а потом все-таки договорил: — Но и друг.