Любовь Рябикина
СЛУЧАЙ НА ДОРОГЕ
рассказ
С самого утра на душе Оксаны «скребли кошки». Она нигде не могла найти себе места. День не заладился с самого начала. Убирая постель в диван, пребольно стукнулась коленом. Отшатнувшись, затылком въехалась в этажерку так, что в голове звон пошел, а расставленные безделушки загремели и зазвенели. Кофе, который решила сварить самостоятельно, игнорируя кофеварку, убежал на плиту, а тосты сгорели, пока умывалась. Вдобавок ко всем несчастьям, Агеева разбила любимую чашку с котенком, задев локтем. Торопливо сгребла осколки веником в совок и вытряхнула в ведро, подтерла разлившийся кофе. Так и не перекусив, отправилась на работу.
Пока ехала до Калужской площади, дважды едва не попала в аварию из–за нагло подрезавших лихачей. Она не боялась за свой «джип–чероки». Машина была тяжелой и мощной, но те, кто обгонял, имели шаткий шанс выйти сухими из воды. Девушка правил не нарушала и любой гаишник взял бы ее сторону. Только многолетний опыт водителя помог Оксане избежать столкновения. Оба раза она покрывалась холодным потом и нервно икала.
Едва Оксана вошла в огромный компьютерный зал, все отметили странность в девушке. Она шла по ровному полу странными скачками, замирала на мгновение и двигалась дальше. Ее нервное состояние бросилось в глаза сослуживцам — все считали Агееву очень спокойным человеком. Такое наблюдалось впервые. Начальница отдела Вострякова, как раз переодевавшаяся в закутке, заметила ее расстроеный вид. Натянула туфли на полные ноги, поправила очки на пухлом носике и спросила:
— У тебя что–то случилось?
Оксана недоуменно поглядела на Ольгу Иннокентьевну. Повесила шубку на плечики и забила в шкаф. Обернулась, пожала плечами и ответила:
— Да нет, просто что–то не по себе…
Женщина, поправляя прическу у зеркала, предложила:
— Расскажи, может я смогу помочь.
Девушка отказалась, быстро скидывая сапоги и переобуваясь в туфли на шпильке:
— Я и сама не знаю, что со мной происходит. Сплошная кипа неприятностей. С самого утра что–то странное творится…
Вострякова удивленно посмотрела и вышла в зал. Она каким–то шестым чувством поняла, что Оксана сказала правду. Девушка и сама себе не могла объяснить связно, что ее так волнует. Единственное, что приходило в голову — у родителей не все в порядке, вот сердце и болит. Такое бывало не раз и раньше, но не так выраженно. Девушка постоянно чувствовала внутреннюю связь с родителями и не раз безошибочно угадывала плохое самочувствие своих стариков. Телефона у Агеевых не было и быстро связаться с ними дочь не могла. Переговоры заказывать не хотелось. Родители получали пенсии по инвалидности и часто болели, но постоянно отказывались переехать к ней. Дочь понимала, что в отце и матери говорит привычка и боязнь перемен в связи с возрастом.
Оксана Агеева давно жила одна. Уехала из отчего дома в восемнадцать лет, да так и прижилась в Москве. Закончила пищевой институт, но по специальности практически не работала. Еще во время учебы поступила на компьютерные курсы и увлеклась Интернет. Разбиралась в программах получше некоторых мужчин. Старательно овладевала новыми программами. Еще во времена учебы в институте нашла работу в Интернет–клубе. До поздней ночи сидела за компом. Закончив институт ушла из клуба и вот уже шесть лет успешно трудилась в фирме «Интернет — Информ». Начальство ее усердие ценило.
Ей было двадцать девять лет, но никто не давал больше двадцати трех. Замуж выходить она не собиралась, так как не чувствовала ни к кому и ничего. Ребята появлялись в ее жизни периодически, но быстро исчезали, не оставляя в душе Оксаны даже легкого сожаления о себе. Серые, с поволокой, миндалевидные глаза с темными ресницами, тонкие брови и яркие губы на овальном личике притягивали кавалеров, как магнитом. Но Агеева не позволяла себе опуститься до элементарного загула. Ее душа чего–то постоянно ждала.
Невестой она была завидной. Имела однокомнатную уютную квартирку в «сталинском» доме с высокими потолками, раздельным санузлом, прихожей и шестнадцатиметровой кухней. Большую сорокашестиметровую прямоугольную комнату Оксана, при помощи роскошной дубовой сквозной стойки, разделила на две половинки: спальню и гостиную. Традесканции, восковой плющ и хлорофитумы прикрывали пустые проемы полок сплошной завесой зелени и от этого квартирка выглядела нарядной.
Квартиру получила «по случаю» — четыре года ухаживала за парализованной хозяйкой, словно за родственницей и та, в благодарность, отписала приватизированную жилплощадь ей. Наследники жили за границей и о матери почти не вспоминали. Серафима Ивановна частенько принималась плакать, жалуясь Агеевой на жестокость детей. Искренне завидовала ее родителям, видя, как часто она пишет письма и отправляет им посылки. За четыре года, что Оксана ухаживала за больной женщиной, ее дети прислали три письма, но ни разу не появились. Фактически квартирантка заменила старушке родственников, скрашивая ее одиночество.
К концу четвертого года, чувствуя приближение смерти, хозяйка попросила Оксану пригласить в квартиру нотариуса и продиктовала ему текст завещания в присутствии жилички. Агеева не ожидала подобного подарка и даже попыталась отговорить Серафиму Ивановну, но та лишь улыбнулась и подписала документы:
