В люблю ясность и определенность во всем, особенно в тех случаях, когда получаешь задание по работе. Отправляясь недавно в командировку, я попросил редактора точно определить, куда мне ехать, на какой срок, какую тему взять и т. д. Редактор был краток:
— Поезжайте в отряд. Там при штабе служит рядовой Легкобитов. Талантливый художник-самоучка. Напишите о нем.
Художник? На границе? Признаться, я ожидал что-нибудь другое. Но, как человек исполнительный, послушно записал фамилию солдата в блокнот и вопросительно посмотрел на редактора: будут ли другие темы? Других тем не было. Он только уточнил, что Легкобитов служит в должности чертежника-картографа и что его начальником является майор Свиридов. Свиридова я знал по нашим прошлым встречам.
На другой день я поехал в отряд. В Закарпатье не такие уж дальние расстояния. Весь путь в автобусе до небольшого пограничного города занял столько времени, сколько понадобилось, чтобы прочитать «Правду» и «Красную звезду» от передовиц до номеров телефонов редакций. Читая, я все время думал, как подступиться к художнику-самоучке. Граница и живопись слабо увязывались в моем сознании. И все же что-то привлекательное, достойное уважения я предугадывал в этом солдате.
Штаб отряда располагался за городом, в бывшем имении венгерского графа. За железной оградой рос старинный парк, в глубине которого стояло мрачное двухэтажное здание. Дальше парк примыкал к буковому лесу, покрывающему склоны холмов и гор. По хребту гор проходила граница.
Кроме часового у ворот да двух-трех офицеров, мне не встретилось ни одного человека. Дежурный сообщил, что все люди сейчас в клубе, на комсомольском собрании, там Же и майор Свиридов.
— А что обсуждают? — спросил я.
— Рядового Легкобитова прорабатывают, художника... — ответил дежурный.
— Легкобитова?
— Так точно. Был в самовольной отлучке. Целую ночь.
Вот тебе раз! Такого со мной еще никогда не случалось.
— Давно это было?
— Третьего дня.
— Третьего дня... Значит, редактор еще ничего не знал о происшествии, с этим художником.
В клубе, сумрачном зале со сводчатым потолком, сидело человек пятьдесят, и среди них майор Свиридов, сухопарый, жилистый человек с острым кадыком на длинной шее. Он кивнул мне и указал на свободный стул рядом с собой.
Я огляделся. В первом ряду, на виду у всех, стоял долговязый солдат, встретивший меня удивленным взглядом. Собрание вел младший сержант с бледным серьезным лицдм. Он смотрел на солдата испытующе, как следователь, и спрашивал:
— Как же вы дошли до жизни такой?
Солдат оторвал от меня взгляд и тихо ответил:
— Не знаю.
Он посмотрел на сводчатый потолок. Там были изображены различные сцены: охота, сражения, ка-кие-то торжественные церемонии. Роспись была старая, во многих местах облупившаяся: у блестящих рыцарей и дам не хватало то носа, то щеки, то пальцев.
Почему-то чертежник мне таким и представлялся: высокий, сутуловатый, с нервным интеллигентным лицом и очень большими черными глазами, внимательными и печальными. Как-то не верилось, что такая личность могла совершить что-нибудь дурное.
— А кто же знать будет? — упорно допытывался младший сержант.
Легкобитов покраснел и сказал негромко:
— Я уже говорил... Был в городе, выпил, ну... и задержался.
Он опять взглянул на потолок. Рыцари и дамы смотрели на него надменно и сурово.
В зале незлобиво и добродушно засмеялись. Кто-то даже заметил с восхищением:
— Вот дает!
Свиридов наклонился ко мне:
— Видали тихоню? Кто бы мог подумать? Правда, солдат из него никудышный, одни рисуночки в голове. Но чтобы напиться и совершить самоволку?.. Непостижимо!
Председательствующий спросил Легкобитова угрожающе:
— Почему же вы совершили выпивку?
Очевидно, он не знал, можно ли теперь обращаться к нарушителю порядка по фамилии с прибавлением слова «товарищ», и потому называл его одними местоимениями.
— Так получилось, — ответил Легкобитов.
— Да врет он все!—-выкрикнул кто-то с места.— Ничего он не пил.
— Нет, пил! — испуганно возразил Легкобигов.— Я пил, — повторил он упрямо.
— Товарищ Петров! — сурово заметил младший сержант. — Не мешайте собранию. Слышите, он сам подтверждает. Ясно? Вот так.
— Да брось ты, Кругликов! — закричал Петров.— А еще секретарь...
— Сколько же вы выпили? — не обращая внимания на реплики, спросил Кругликов.
— Пол-литра, — откровенно признался Легко-битов.
Собрание зашумело.
— А чем закусывал? — раздался веселей голос. — Акварельными красками, что ли?
Мало-помалу собрание, хотя и пересыпалось шутками и веселыми подковырками, приобретало для Легкобитова угрожающий оборот. Никто, даже Петров, черноволосый румяный крепыш, не намеревался прощать ему выпивку и отлучку. Многих интересовало, где он провел ночь в нетрезвом состоянии.
— Не помню, — ответил Легкобитов и опустил голову.
Он ничего не помнил, и это было самым странным.
