— Эфа! Эфа! — надрывался мальчишеский голос, разлетаясь эхом по песчаным волнам Сикелийской пустыни. Смеркалось. Песок неторопливо остывал, мерцая золотыми искрами в лучах уходящего солнца, а тени дюн удлинялись, покрываясь глубокими морщинами сумерек. Гадюка давно скрылась в зарослях чингиля, но дети не отставали от стражника, уговаривая его поискать эфу в кустах. Ведь Сейфуллах, капитан каравана, щедро обещал пять султанов за каждую змею, пойманную в лагере.
Наемник колебался. Поймать эфу и получить за нее награду было заманчиво, но ловить по кустам юркую и опасную гадину после тяжелого дня не хотелось. Скорее бы сдать дежурство, выпить чаю с турьим жиром, перекинуться в кости с постовыми, да отправиться спать. Ведь завтра караван возвращался домой, в прекрасный город Балидет — жемчужину оазиса Мианэ и последнюю крепость Империи в Холустайских песках. Решив не трогать змею, стражник принялся разгонять детей по шатрам.
Притаившаяся в кустах эфа не стала медлить и ринулась к потрохам, оставленным поваром для духов пустыни. Суеверные кучеяры панически боялись злых пайриков, которые, как считалось, обитали в каждом бархане и устраивали путникам смертельные ловушки в виде зыбучих песков. Они же были повинны в высыхании колодцев и появлении губительных самумов, которые рождались далеко на востоке, за хребтами Гургарана. Вырываясь из горных недр красно-бурой мглой, песчаные бури вздымали могучие барханы пустыни, засыпая жгучим, раскаленным песком все живое, попадавшееся им на пути. Память о встрече с самумом оставалась до самой смерти.
Выскользнув из тени, Арлинг схватил змею за голову и отбросил ее далеко в дюны. Следом полетели и потроха. Халруджи не верил в пайриков и уважал обычаи кучеяров, но повар оставил объедки слишком близко к лагерю, что было небезопасно.
Повинуясь внезапному порыву, он пересек линию костров и взобрался на ближайший бархан. Волнующий запах пряностей, доносившийся из-под навеса, где готовили ужин, напомнил о городе. Десять долгих месяцев караван торговал в северных крепостях Сикелии, но, как бы ни манили сказочные края, путешественники уже давно грезили о жарком Балидете, приютившемся на краю оазиса реки Мианэ. На берегах когда-то грозной и неприступной реки рождались легкие бабочки-шелковицы, из куколок которых ловкие балидетские умельцы изготавливали невесомые ткани, проходившие сквозь перстень. А еще Балидет славился вином из плодов туранги, красивыми обсидианами и, конечно, женщинами, чьи талии были подобны молодому месяцу, губы — сладким плодам сикелийского тамариска, а волосы — лепесткам адраспана, нежным и шелковистым.
Для Арлинга Балидет был домом, потерянным в детстве и случайно найденным на пороге зрелости, откуда — сквозь облака и туман — виднелись седые вершины старости. Он знал, что по меркам кучеяров был еще молод, но порой ему казалось, что эти горы уже высятся перед ним непреступной громадой, которая вот-вот проглотит его, превратив в камень, такой же сухой и горячий, как песок Сикелии. Арлинг запутался в годах, словно паук в своей паутине.
Торговля прошла успешно. Восемьсот дромадеров несли тяжелые тюки с муслином и сафьяном из Фардоса, кипы вяленых и льняных тканей из Хорасона, пурпурные одеяла из Лаэзии, соль и посуду из Муссавората, леопардовые шкуры и хрусталь из Самрии, драгоценные камни и золото с рудников в Иштувэга, а также пушнину из далеких северных городов Согдарии. Изрядная доля товара предназначалась для выплаты ежегодной дани Согдарийской Империи, которая в незапамятные времена покорила города-государства Сикелии, объединив их в провинцию. Для пресыщенного роскошью Балидета выплата дани не была в тягость, а регулярные войска императора отпугивали воинственных керхов от торговых путей, которые словно артерии, несущие жизнь, пронизывали южные земли Империи.
Помимо дани верблюды везли еще один ценный груз — подарок капитана своей невесте Альмас, наследнице древнего и знатного рода Пиров. Умельцы из Иштувэга изготовили для самой красивой девушки Балидета декоративный сад, в котором земля и трава были сделаны из золота и серебра, а цветы и плоды из драгоценных камней. Сад наполняли чучела экзотических животных и механические фигуры птиц, певшие причудливыми голосами. Арлинг считал, что с животными было придумано зря, но Сейфуллах утверждал, что никто так хорошо не знал Альмас, как он, и что чучело павлина должно привести ее в особый восторг.
Молодой капитан тщательно подошел к вопросу охраны каравана, наняв сотню воинов, которые вместе с личной стражей Сейфуллаха составляли внушительную боевую силу в сто пятьдесят человек, вооруженных луками, копьями и саблями. У отряда было десять лошадей и семьдесят боевых верблюдов, на которых воины ехали поочередно. Люди Сейфуллаха были одеты в новые доспехи из кожи, войлока и тонких металлических пластин, отличавшихся особой прочностью. Старания Аджухама не прошли напрасно. Потраченные на охрану средства оправдали себя во время перехода по старому тракту Земли Сех, где давно и безраздельно господствовали кочевые керхи, известные агрессивным нравом.
