Гора Хорив
март 1904 г.
Синайский полуостров
Открытие ошеломило сэра У. М. Флиндерса Петри, но, похоже, не слишком его обрадовало.
Целью этой экспедиции, финансировавшейся Фондом исследования Египта, было подробное изучение и картографирование области между Суэцким заливом и Акабой, где древние египтяне вели различные горные разработки. И, подобно очень многим своим предшественникам-исследователям, Петри нашел нечто весьма далекое от предмета своих поисков.
Он не рассчитывал обнаружить что-либо выдающееся, невзирая даже на то, что гора вполне могла оказаться тем самым Синаем, с вершины которого Моисей принес скрижали с текстом Десяти Заповедей. Просто гора находилась в тех местах, которые надлежало изучить, и потому экспедиция не без труда забралась на острую скальную вершину. И там, среди растрескавшихся валунов из красного песчаника и чахлых кустов, кишевших скорпионами, исследователи углядели нечто совершенно неожиданное.
Из зева пещеры, имевшей, несомненно, искусственное происхождение, выходили остатки стен, сложенных из древнего, ручной работы, кирпича. С южной стороны стены давным-давно отполировало песком, тысячелетиями приносимым сюда горячим ветром; Петри называл его про себя дыханием пустыни. Зато с северной стороны сохранились большие куски окрашенной штукатурки, которой строители некогда покрыли необожженные кирпичи. И в этой штукатурке иероглифами процарапаны надписи; Петри решил, что их можно датировать эпохой Двенадцатой династии египетских фараонов, приблизительно 2600 лет до н. э.
Задолго до Моисея.
И это означало, что перед ним возникла серьезная проблема.
Указания Фонда исследования Египта были очень четкими. Одна из целей экспедиции: проведение раскопок и исследований ради подтверждения и объяснения Ветхого Завета. Сейчас участники экспедиции находились на той самой горе, где Моисей говорил с Богом, явившимся в неопалимой купине, с вершины которой он принес даже не одну, а две пары скрижалей, и у подножия которой он сжег истукана золотого тельца.
Открытие Петри можно было бы расценить как измену друзьям и спонсорам, как нечто такое, чего ни один английский джентльмен не мог бы одобрить.
Обнародование находки, несомненно, заставило бы фонд отказаться от дальнейшего финансирования его работы. Больше того, оно могло бы вызвать всеобщее неудовольствие и даже привести к исключению Петри из Мейферского клуба исследователей.
Оставалось лишь сожалеть, что он полез на эту злосчастную гору.
Тем не менее и он сам, и сопровождавшие его исследователи уже находились тут, и отказ от раскопок означал бы пустую трату времени, сил и средств.
К закату из плена сыпучих песков освободили массу табличек, статуэток и всякой всячины, неоспоримо свидетельствовавшей о том, что здесь находился храм. Петри был уверен, что на следующий день их глазам предстанет алтарь и другие доказательства того, что здесь некогда поклонялись вездесущей Хатор, богине любви, гробниц, золота и песен, которая своим молоком даровала фараонам бессмертие. Сомнений в этом быть не могло — изображение божества красовалось на стене, и никого из прочих богов или богинь никогда не изображали с коровьими рогами и солнечным диском на голове.
К тому времени, когда с обедом было покончено, и местные проводники установили палатки для него и трех других англичан, Петри наконец-то принял решение — просто представить свои находки фонду, и уже фонд пусть решает, как с ними поступить. Хотя, конечно, все это вызывало досаду — он-то рассчитывал сам опубликовать результаты своих исследований.
К середине следующего дня от сухого песка расчистили несколько комнат и залов. Были обнаружены рельефные изображения различных фараонов, их любимых жен, сыновей и приближенных, а вот главного алтаря не оказалось. Зато нашли множество прямоугольных и круглых углублений, выдолбленных в песчанике, — каждое из них больше ванны. Петри никогда прежде не доводилось видеть ничего подобного, он не мог даже предположить, какой же практической надобности могли служить эти углубления. Еще больше озадачила его находка металлургического тигля и, пожалуй, нескольких фунтов неведомого белого порошка под каменными плитами пола. Возможно, о нем и говорил незнакомый иероглиф, часто попадавшийся в надписях на стенах и многочисленных стелах. Впрочем, о значении этого таинственного знака маститый археолог не имел никакого понятия. Он попросту никогда прежде его не видел. Но самой таинственной загадкой оставался найденный в храме тигель.
Тигель вновь появлялся в изображении Анубиса, бога-шакала, провожавшего умерших в загробный мир. Зверь возлежал на барке, а перед ним, держа в руках конический предмет, стоял фараон Аменхотеп. В надписи сообщалось что-то о даровании золота и радости для ртов.
В ходе дальнейших поисков золота найти не удалось — только загадочный белый порошок.
Как и подобало компетентному археологу, Петри описал результаты, закончил раскопки (так и не определив местонахождение алтаря) и двинулся дальше по маршруту, который ему поручили изучить.
С Фондом Петри, по-видимому, достиг какого-то взаимоприемлемого соглашения, поскольку вскоре — в 1910 году — свет увидела его небольшая книга «Древний Египет и Древний Израиль». Эта книга, вероятно, вызвала бы сумятицу в научном мире, если бы вскоре не померкла в тени по-настоящему грандиозных бурь — двух мировых войн.
