Пейзаж, перерезанный прерывистой, как линия морзянки, дорогой, был выдержан в багрово-черных тонах с преобладанием багрового. Тусклый красноватый щебень и редкие разнокалиберные глыбы, как осколки чернеющей на северо-востоке горной цепи. Красное закатное небо и маленькие черные вихри.
С самой высокой из пасущихся в пустыне базальтовых скал можно рассмотреть мозаичное пятнышко, целеустремленно ползущее наперерез горам. На фоне монументального, совершенно безжизненного пейзажа оно кажется еще более неуместным, чем сама дорога. Тот, кто в состоянии оттолкнуться от шероховатой поверхности валуна, долететь над облаками мелкой красной пыли, затянувшей сложенный из растрескавшихся темно-коричневых плит повороты, до того из них, по которому муравьиным шагом тащится кавалькада, и зависнуть над ним, — тот, говорю, сможет рассмотреть ее подробнее. Но и вблизи шестеро всадников с пятью лошадьми в поводу не выглядят внушительнее. Несмотря на тяжеловесную мощь неприхотливых лошадок. Несмотря на уверенную посадку и недвижные, задубелые лица седоков. Должно быть, последний привал был слишком давно, а следующий ожидается нескоро.
Впрочем, среднее звено в цепочке верховых держится в седле только за счет ременных петель, удерживающих его ноги в стременах и руки — на луке седла. Лицо его кажется отрешенным даже в сравнении с бесстрастными масками его спутников.
При каждом шаге странное существо раскачивается взад-вперед, то и дело едва не тыкаясь в шею лошади, перемешивая с ее пропыленной гривой свою собственную, не менее пропыленную. В корке грязи, делающей неразличимыми черты лица, прожжены две дорожки — красный песок здорово ест глаза.
Одиннадцать лошадей и шесть всадников — вот что увидел бы под собой зоркий пернатый наблюдатель, случись он поблизости. Но что делать в красной пустыне обитателю гор? Или даже дельтапланеристу?
Живописно-однообразный пейзаж дрожал, размываясь и фокусируясь. Глуховатый, одышливый голос пел едва слышно, в такт глухим ударам копыт в песок.
Век силы оружия ныне настал,
Мир стал материальным, угрюмым, суровым,
И всюду твердят о бессилии слова —
Мол, силу дает лишь металл.
Но в мире была и иная пора!
Я вам расскажу, как в далекие годы
Вел бой Саурон с Фелагундом Финродом —
Бой песнями зла и добра…
Кивало неживое, покрытое грязью лицо, летали по обе стороны от него свалявшиеся пряди. Кавалькада осторожно объезжала вставшие дыбом плиты и выскакивающие то справа, то слева камни. Без единого слова произошла смена лошадей. Неповторимое ощущение иррационального детского кошмара клубилось в воздухе.
Волшебную песню запел Саурон —
О тайнах раскрытых, о сорванных масках,
О тщетном коварстве и быстрых развязках,
О разоблаченьях пел он.
Но песню его Фелагунд победил,
Запев об упрямстве, о вере и воле,
О сопротевленьи и сыгранной роли,
О схватке враждующих сил.
О твердости, стойкости в трудном бою,
О тяге к свободе, о хитростях новых,
О тюрьмах раскрытых, разбитых оковах —
Так строил он песню свою.
Все чистое было в глазах короля:
И птиц Нарготронда веселое пенье,
И трав на лугах ароматных цветенье,
И море, и свет, и земля…
Дорога прижималась к растущему с каждым часом горному хребту. Черные отвесные склоны, казалось, впитывали меркнущий закатный свет, ускоряя наступление ночи.
Все длилось сраженье магических слов,
Которое вел возле черного трона
Король Фелагунд с мастерством Саурона —
Сраженье могучих умов.
Был страшен ответ Саурона и скор.
И вновь в Алквалондэ мечи засверкали,
В Лосгаре опять корабли запылали
И мрак затопил Валинор.
И слышались в песне, что пел Саурон,
Свист ветра и северных льдов содроганье,
И стоны рабов, и волков завыванье,
И хриплые крики ворон.
Так песнь чародея гремела, и вот
Упал перед ним побежденный…
Багрово-черную тьму рывком заслонило черно-багровое, озаряемая мерцающим факельным пламенем. Зловеще-карикатурные пропорции Черного трона, искаженного взглядом снизу: постамент, ноги, задрапированные ниспадающим балахоном, и нереально далеко — зубцы короны, оттененные нависающей, собранной из одних прямых углов спинкой Трона. На ступеньке, группируясь в падении, разбивая колено, рушилась смутная фигура — не в силах ни поднять голову, ни удержать на плечах давящую тьму.
…Финрод.
Чернота.
— Достаточно. Восьмой круг — это уже перебор. Я клипы на раз запоминаю.
— Вы считаете дальнейшее ментоскопирование нецелесообразным?
— А вы что ли испытываете удовольствие от самого процесса? Меня, говоря откровенно, результат интересует, приставку вашу раньше следовало отладить. Кстати, вам никогда не приходилось сталкиваться с загадкой о двух слонах?
— С какой, извините?
— Ну, у одного бедного мадагаскарского крестьянина был ребенок и два слона: один большой, но боевой, второй маленький, но хозяйственный. Какого из слонов крестьянин зарежет в неурожайный год?
— Подождите, дайте подумать…
— Не стоит. Что бы вы не надумали, вам ответят, что вы не поняли вопроса, и повторят загадку слово в слово, прибавив одного ребенка. Я попытался придушить собеседника дубля после… Точно, после четвертого. Отдельные рекордсмены доводили число детей сотен до двух. Боюсь, вы бы скорее довели до истерики тестирующего. Это, видите ли, тест на занудство.
