Шрам: Обретение ада

Бродяга бежал быстро. Очень быстро. Казалось, что предел, который можно достичь при помощи собственных ног, давно уже перейден, однако нет! От одной только мысли, что сзади нелепыми, обезьяньими прыжками несется попятам стая кошмарных тварей, кровь буквально вскипала от адреналина, насыщающего ее жидким огнем. Хриплое дыхание, со свистом рвущееся из глотки, напоминало клокотанье раскаленного пара в котлах древнего паровоза, когда он набирал ход. Человек очень хотел жить, и потому бежал так быстро.

Он смаху перепрыгивал ямы и овраги, поваленные стволы деревьев, торчащие из-под земли камни и давно заросшие мхом и травой куски железобетонных плит. Там и сям торчала острая, ржавая и хищно загнутая арматура, грозя подцепить и пронзить насквозь тело любого живого существа. Но беглец необъяснимым, ирреальным чувством, которое порождает только смертельная опасность, уклонялся от этих рукотворных ловушек. Ведь стоит напороться за стальной штырь, не заметить кусок камня или просто угодить ногой в яму, сломав лодыжку — и все! Тогда бы самое время застрелиться, да вот беда: не из чего. А ножом вскрыть себе вены, быть может, и успеешь, но не истечешь кровью до того, как тебя буквально заживо начнут рвать на части и поедать.

Беглец сам совершенно не знал, куда его несут ноги. Он почти обезумел от страха, да оно и неудивительно. Только бы не загнать самому себя в западню! Хотя остатками трезвого рассудка бродяга понимал, что шансов выжить в этой передряге у него практически нет. Тем более практически без оружия. Одному. В месте, буквально пропитанном злом и черным, мглистым сумраком смерти. Однако заложенная в мозг и накрепко там въевшаяся биопрограмма заставляла выживать и искать спасение вопреки всему.

Леденящий сердце рык раздался буквально за спиной. Беглец, как заяц, резко метнулся в сторону, потом еще раз, выписывая головокружительный зигзаг, тем самым сбивая атаку твари, и тем самым спас себе жизнь. Чудовище, подобно сжатой и распрямленной пружине, сигануло на жертву, но промахнулось, пролетев совсем рядом. В памяти бродяги накрепко отпечатались вытянутые вперед руки (или уже лапы?), обрывки того, что когда-то было одеждой, развевающийся дырявый гофрированный «хобот» противогазной маски, которую тварь натянула себе на голову, как и все ее сородичи, стеклянные глаза-плошки.

Самое ужасное заключалось в том, что этот монстр, теперь скачущий, подобно уродливой обезьяне или вообще рептилии, когда-то бы человеком. Хотя с трудом можно себе вообразить, какие именно факторы довели мыслящее разумное существо до подобного вида. Теперь, несмотря на все еще угадывающийся человеческий облик, эти твари приобрели запас силы, ловкости и агрессии, которой хватило бы на дюжину тигров. И рычали они, кстати, почти точно также.

Кто-то когда-то даже высказывал предположение, что, дескать, все подспудные инстинкты и рефлексы человека просто оказались выпущенными на волю и возобладали над сознанием, вот в итоге и получилось то, что мы и видим. А лицо стремятся скрыть, наверное, от суррогата стыда за свое самоуправство. Некий умник даже непонятно почему назвал монстров снорками. Хотя какое отношение имели милые и вполне дружелюбные сказочные персонажи, внешне похожие на маленьких бегемотиков, к чудовищам-людоедам — сказать сложно…

Однако назови хрен морковкой, он от этого вкуснее не станет. И эти твари, даже окрещенные столь безобидным именем пацифизма в себе никак не развили. В точности также охотились на все живое и упорно не желали проявлять никаких зачатков человечности. А к людям, бывшим собратьям интерес у них был сугубо гастрономический. Что они сейчас с полным успехом и демонстрировали.

Еще один из снорков, нацелившийся на человека, уже распластался в прыжке, как профессионал — спортсмен, но обманутый зигзагами жертвы, тоже промахнулся, но не покатился кубарем по траве, а с размаха впечатался в кривое дерево. Масса тела у твари была немаленькой, под центнер, а могучие ноги, бросившие чудовище в прыжок, сообщили ему колоссальный импульс. Которого и хватило, чтобы башка снорка вошла в соударение с деревом, «попробовав» ствол на прочность. Дерево гулко загудело до самой вершины, сверху посыпалась хвоя и какая-то труха.

Как и следовало ожидать, ствол оказался крепче и с честью выдержал «проверку боем», а вот голова твари с чмокающим звуком вмялась внутрь. Череп треснул, противогаз окончательно превратился в ошметки пересохшей резины, а из поломленного лба и обгнивших ушей бывшего человека во все стороны брызнула слизистая гадость, видимо, остатки головного мозга. Уже мертвое, чудовище так и осталось висеть на дереве, в судороге намертво обняв его за ствол руками и ногами. Только вот любоваться на диковинное зрелище было некому. Беглец машинально отметил гибель врага и помчался дальше, не успев даже порадоваться.

На открытом пространстве состязаться со снорками в быстроте было заранее гибельным делом. Твари на непостижимом, генетическом уровне прекрасно владели тактикой загонной охоты и, когда собирались в стаи, легко одолевали даже превосходящую каждого из них по силе и ловкости добычу. Что уж тут говорить о безоружном человеке? В лесу, пусть и не густом, быстрота тварей была ограничена деревьями, двуногому человеку все же было немного легче. Снорки же ходить как люди уже давно разучились. Пришла было идея залезть на дерево и отсидеться там, но тем самым беглец сам бы загнал себя в смертельную ловушку. Сноркам ничего бы не стоило покараулить жертву пару суток, после чего человек сам бы шлепнулся вниз от усталости. Или, что еще вернее, его убил бы Выброс. Тварям же выплески аномальной энергии ничуть не вредили.