ВСТУПЛЕНИЕ
Мы видим в кадре типичную картину типичного голландского живописца, если, конечно, он не Ван Дейк, не Рембрандт, и еще не десяток-другой известных фамилий. То есть, мы видим типичную голландскую картину в представлении человека, который не очень хорошо разбирается в голландской живописи. Это пейзаж. На нем изображен канал, с плывущей по нему лодкой, несколько прохожих на набережной, вдалеке – мельницы, и поля. Картинка – и без того размытая благодаря приближению камеры к изображению, вблизи она выглядит распавшейся на множество мазков, – становится еще чуть более размытой. Камера чуть дрожит, потом снова наводится резкость. Мы видим, что картинка «ожила». Она очень похожа на предыдущую, но в ней есть кое-какие отличия. Перед тем, как она станет совершенно отчетливой, по экрану бегут буквы – как в фильмах про разведчиков («Лэнгли, 2 июля, кабинет руководителя операции…» – В. Л.).
«Кишинев, 5 марта 2010 года…»
Буквы исчезают, мы видим только картинку.
Берега узкого канала – на картине он был чистым и широким, – густо поросли камышом.
Над каналом возвышается автомобильный мост. По нему проносятся очень дорогие автомобили, и очень старенькие автобусы. Из-за этой эклектики дорожный поток выглядит так же контрастно, как Млечный путь, в котором на фоне пролитого и скисшего молока изредка поблескивают особенно яркие звезды.
На экране, самых ярких звездах – речь идет об автомобилях, конечно, – наклеены Ордена Победы. Это несмотря на то, что на земле под мостом кое-где лежит снег, и до 9 мая еще довольно далеко. Мы видим на одном из притормозивших автомобилей надпись на заднем стекле. Вместе с автомобилем останавливается весь поток, камера поднимается над ним и мы можем прочитать надпись:
«Мулцумеск батрын пентру Викторие нна!» («Спасибо деду за победу на хер!!!»).
Камера опускается и мы видим причину импровизированной «пробки» : это старик на костылях, в кителе и с планками. Он пытается перебежать дорогу в совершенно неприспособленном для этого месте: здесь нет ни «зебры», ни светофора, ни перекрестка. Жужжание опустившегося стекла иномарки.
Еб твою мать, дед, – кричит деду владелец автомобиля.
Ну куда ты прешь, еб твою мать, – кричит водитель.
Здесь, на хуй, ни зебры, ни светофора… – кричит он.
…ни перекрестка! – кричит он.
Ну ты ваще старый ебанулся! – кричит он.
Еб тебя и твою маму! – кричит он.
Блеск перстня на пальце – перстень большой, круглый, мы успеваем увидеть вензель, это буквы Т и Р, – и блеск золотой цепочки на шее. Блеск золотых зубов. Каждый блеск со своим оттенком, потому что перстень – из белого золота, цепочка – красного, а зубы – традиционного, желтого.
Крик:
Ебаный твой рот, – кричит водитель.
…сидел бы лучше дома, бабку ебал! – кричит он.
Дед, бегло проковыляв до конца дороги – машины уже начинают двигаться, резкий звук моторов, дребезжание проводов из-за приближающегося троллейбуса, – оборачивается, и картинно подняв костыль, – из-за чего становится похож на красноармейца Кантарию, установившего флаг над Рейхстагом, – кричит:
Еби свою мамашу, дешевле будет! – кричит он храбро (мы понимаем, что свои ордена за отвагу человек, что называется, Заслужил – прим. сценариста).
Только в рот ее еби, – кричит он.
Не в пизду, – кричит он.
Чтобы еще одно такое же хуйло не родилось, – кричит он.
Усек, пидар?! – кричит он.
Что бля? – кричит владелец дорогого авто.
Что бля ты сказал?! – кричит он.
Владельцы других автомобилей начинают нетерпеливо сигналить, опускаются стекла, ругань. Обидчик ветерана, – который, без сомнения, Решил Бы Вопрос с каждым из автолюбителей по одиночке, – мерит взглядом дорогу, быстро оценивает ситуацию, и очень важно и неторопливо отъезжает.
Мы провожаем его автомобиль взглядом. Вдалеке он проносится на перекрестке, не притормозив перед «зеброй».
Мы видим, что на светофоре для пешеходов «горел» зеленый свет.
Камера дает общий план города.
На горизонте не видно ничего, кроме многоэтажных жилых зданий, о которых, – если бы они были испанскими грандами, – можно было бы сказать «пообносились».
На одном из зданий висит огромный щит, на котором написано «Демокрация, Патрия шы Памынт» («Демократия, Родина и Земля» на румынском – прим. Авт.). Снова канал.
Он как бы чуть уходит в землю, из-за чего все происходящее на его берегах видно только сверху, с моста.
А так как это мост без пешеходных дорожек, то происходящее внизу видно только нам.
У воды возятся два человека неопределенной и помятой, как бывает у сильно пьющих бомжей, наружности. На мужчинах – одинаковые поношенные шинели, но обуты они по-разному. На одном – резиновые сапоги, на другом – тоже сапоги, но, почему-то, женские. Это высокие ботфорты, в которых молдаванки фотографируются для сайтов знакомств с иностранцами, перед тем, как отправить туда свою анкету. Один сапог – розовый, другой – черный. Они потерты, но, в отличие от Кишинева, – общий план которого мы видели, – еще хранят остатки былого великолепия.
Мы даже видим несколько стразов, которыми украшен каблук.
Судя по тому, что стразы все еще на сапоге, они не были поменяны на алкоголь или проданы, и, стало быть, – понимаем мы, – они фальшивые.
