Евгений Степанович КОКОВИН
СЕВЕРНАЯ ЗВЕЗДОЧКА ГАЙДАРА1
После продолжительного ярого шторма к пустынным берегам Беломорья подступило утреннее бледно-розовое затишье. Стылые воды Сухого моря ртутно покоились под низким безлучевым солнцем и казались тяжелыми и непроницаемыми. Прихваченный ноябрьским заморозком, мелковолнистый береговой песок походил на рифленое железо. Дальше он тянулся от берега к сопкам уже гладкий, словно отутюженный. За Сухим морем, как огромная камбала, распластался низкий и сумрачный остров Мудьюг. Еще в Архангельске Гайдар многое слышал о нем. В 1918 году интервенты устроили на острове каторжную тюрьму. За колючей проволокой, в дощатых, продуваемых всеми ветрами бараках и в полузатопленных водой землянках томились узники - большевики и заподозренные в сочувствии Советской власти северяне. Истощенных голодом, болезнями и пытками людей заставляли без всякой надобности перетаскивать с места на место камни и песок. В стены и в потолок тесной бревенчатой избы для допросов были вбиты крюки и скобы. Крошечный и всегда мирный кусочек земли в Белом море получил тогда новое название "Остров смерти". Смерть от голода и от тифа, смерть в ледяном карцере-подземелье, смерть в избе пыток, смерть от винтовочных залпов на расстрелах и от пистолетного выстрела "при попытке к бегству". Все это было десять лет назад. Сейчас Гайдар - корреспондент северной краевой газеты - приехал на Беломорье по заданию редакции. Он легко шагал по примерзшему песку и вглядывался через пролив в очертания недалекого острова. Его сопровождал местный житель Егорша. Егорше было четырнадцать, а в Поморье это уже возраст рыбацкий. На промысловых ботах и на рыбацких тонях можно встретить и десятилетних ребятишек-зуйков, но они к рыболовным сетям касательства пока еще не имеют. Они варят кашу, моют посуду да драят палубу. Зуйком, когда ему было девять лет, пришел на промысел и Егорша. Зуек - птица, большеголовая и тонконогая. А в Поморье зуйками с давних пор стали звать мальчишек, выходящих на промысловых ботах в море. Зуек работает, но заработка ему не положено. Только - харч. - Ты знаешь, что было на этом острове? - спросил Гайдар у своего спутника. - Как не знать, - деловито, по-мужски ответил Егорша. - Каторга была. У меня там дядя сгинул... - Большевик был? - Не-е. Он карбаса на Мудьюге оставил, а на тех карбасах люди на наш берег с острова бежали. Вот его беляки и забрали по доносу. Кто говорит расстреляли, а кто - будто на Иоканьгу, на другую каторгу отправили. Только домой он не вернулся. - Кто же донес? - спросил Гайдар. - Потом узнали? - Ничего не узнали. Поговаривали, что Шунин, а кто говорил, что сын Гроздникова. - Кулаки? - Ясно дело, не из наших, - подтвердил Егорша. - Сын Гроздникова белогвардеец был, в отпуск тогда к отцу приезжал. Егорша помолчал, потом сказал: - У нас и сейчас дела неладные. И все они... - А что? - спросил Гайдар. - Третьего дня Анку Титову чуть не убили. Секретарь она в сельсовете и комсомолка. - И опять не узнали? - Ни-и. Милиционер приезжал, а только ни в чем не разобрался. "Не разобрался, - сердито подумал Гайдар. - Значит, в этом должна разобраться газета!" Егорша остановился, оглянулся: - И чего это мать копается?! Вечно вот так, - ворчливо сказал он. - Давно бы к тоне подъехали. Хоть карбас-то не обмелел. - Хороший карбас? - спросил Гайдар. - Какое там! - махнул рукой Егорша. - Разве он хороший даст. На хороших он сам промышляет. - Кто сам? - Да Шунин. Карбас-то у нас не свой, его. Ему мать сети вяжет, а он нам за это карбас дал. Эх, свою бы нам посудину! В голосе парнишки Аркадий почувствовал неизбывную горечь и светлую мечту о карбасе - о своей посудине. - У него карбасов много, - чуть подумав, сказал Егорша. - Вот он и сдает внаем за сети, за рыбу, а сетей у него тоже хватает, их тоже сдает мужикам за рыбу. Завидущий. - Так у вас же колхоз есть. - Есть. Да в колхоз кто идет, кто нейдет. А бывает, идут, потом обратно вертаются. - А кто в колхозе заправляет? - Василий Федоров, хороший такой, нашенский. Он из Красной Армии вернулся. Подошла мать Егорши - высокая, худощавая поморка в летах. Приветливо поздоровалась, не опросив Гайдара, кто он и откуда. - Поехали? - Давно пора. Молча втроем подошли к карбасу. - И ты с нами? - спросила поморка, впрочем, без особого удивления. - Хочу посмотреть, - сказал Гайдар. - Ну-ну, - согласно кивнула женщина. "На этого Шунина нужно посмотреть, - подумал Аркадий Петрович - По всему видно, паук не из мелких. А с Василием Федоровым поговорить. Если Егорша говорит "нашенский", значит, ему-то и нужно помочь. В Красной Армии служил..." Сразу же возник образ: красноармейский шлем, шинель, звездочка... Как все это было близко и дорого Аркадию Петровичу! - Ну, с богом! - сказала женщина, берясь за весла. Стоя в карбасе, Гайдар взглянул на розовеющее поздним восходом небо. На востоке он вдруг заметил маленькую, чуть мерцающую одинокую звездочку. "Не первой величины, но моя, солдатская! А может быть, и писательская!" подумал Гайдар. Занятые работой на веслах, Егорша и его мать не обращали внимания на корреспондента. А у Гайдара уже рождался замысел очерка. ...Оказалось, здесь люди заняты не только промыслом рыбы. Они еще заготовляли лес. Федоров, организатор колхоза, о котором говорил Егорша, уехал на лесозаготовки. Неделю назад там злая рука подкулачника перерезала гужи у конного обоза. Сегодня утром, когда Гайдар с Егоршей выезжали на тоню, тот же нож уже подобрался к лошадиным шеям. Не застав дома Федорова, Аркадий Петрович решил навестить Шунина, того, что за сети и рыбу сдавал внаем-аренду свои карбаса. Дом у Шурина был добротный, пятиоконный, под железной крышей. А хозяин выглядел тихим и смиренным мужичком с маленькой, аккуратно подстриженной бородкой. Внешность Шунина удивила Гайдара. Ни о карбасах, ни о перерезанных гужах Гайдар даже не заикнулся. А о колхозе все-таки спросил: как, мол, народ относится?.. - А что колхоз... Мое тут дело сторона, - отвечал Шунин с едва заметной усмешкой. - Ну и пускай колхоз. Я колхоза не трогаю. Человек не рыба: не треска, не селедка, чтобы ему косяком ходить. Работать надо, а не в стада сбиваться... "Страшный человек, страшный своей видимой смиренностью. Вредный, и особенно - для колхоза", - подумал Гайдар, но пока промолчал. С Василием Федоровым он встретился на другой день перед колхозным собранием. Бывшие воины Красной Армии, они долго толковали - у них легко нашелся общий язык. ...В Архангельск Аркадий Петрович уезжал на дровнях, на низкорослой, но бойкой лошадке-мезенке. Наступали сумерки. Небо пустовало. Не было ни единой звездочки. Зато тетрадь Гайдара была заполнена суровыми фактами, жесткими цифрами, фамилиями. И в той же тетради уже был начат очерк о рыбаках. Гайдар, командир полка, журналист и писатель, готовился дать бой кулачью за рыбацкую бедноту, за колхоз. На странице у заголовка очерка горела пятилучевая звездочка. Северная звездочка Гайдара, которая скоро, очень скоро достигнет первой величины.
