Некоторые люди считают Гейл Сандерс упрямой и безрассудной, но у меня по крайней мере всегда хватает ума понять, что не следует без особой надобности лезть в самую середину снежной бури. Эти слова я довольно часто повторяла графу Сэйвилу, однако он, видимо, не придавал им особого значения.
— Откуда мне было знать, что эта прячущаяся во мраке ночи гостиница изволила сгореть? — таким был его неизменный ответ. — И если вы, Гейл, еще раз повторите вашу набившую оскомину фразу, то, клянусь, пожалеете об этом!..
Впрочем, я немного забежала вперед, потому что история, о которой собираюсь рассказать, началась еще в феврале, после полудня, в самую метель. Мы с моим восьмилетним сыном Никки как раз выползли из дома, чтобы добраться до конюшни и задать корм лошадям, и тут сквозь снег и начавшуюся сгущаться темноту увидели карету, которая свернула к воротам моего скромного жилища. Пока мы не без удивления наблюдали за каретой, она уже приблизилась к месту, где мы стояли.
— Господи! — сказала я сыну. — Что все это значит?
— Это карета, мама, — ответил Никки, не менее удивленный, чем я.
Уже само появление здесь этого средства передвижения было не совсем обычным, но еще более поразил меня голос кучера.
— Если не ошибаюсь, это дом миссис Сандерс? — прокричал он с интонациями человека, несомненно, учившегося в Итоне, а затем и в Оксфорде.
Высвободив подбородок из теплого шарфа, я приблизилась к карете.
— Да, вы не ошиблись, — ответила я, с трудом перекрикивая завывания ветра. — Сбились с дороги?
Вместо ответа кучер соскочил с козел, и я обратила внимание на то, что, несмотря на тяжелую одежду, он сделал это весьма легко.
— Вовсе нет, — произнес он. — Я собирался остановиться в «Рыжем льве», но на том месте, где он был, его уже нет.
Я машинально взяла под уздцы левую пристяжную из его упряжки, и кучер подошел ближе. Он был очень высок ростом.
— "Рыжий лев" сгорел два месяца назад, — подал голос Никки из-под меховой шапки, надвинутой чуть ли не до самого носа.
— Так я и понял, но, пожалуй, слишком поздно.
В этот момент отворилась дверца кареты, и оттуда появился еще один мужчина.
— Нашли ночлег, милорд? — спросил он.
— Вероятно, да, — ответил кучер с тем же безупречным аристократическим произношением. — Подойди к Норовистому, Джон, и мы уведем лошадей в какое-нибудь укрытие.
Я начинала чувствовать себя персонажем одного из романов одаренной богатым воображением миссис Анны Радклиф1.
Одно было совершенно ясно: нельзя отдавать лошадей на милость снежной буре.
— Следуйте за мной, — сказала я, снова оттянув шарф ото рта, и двинулась по заметенному снегом двору к своей невзрачной, требующей изрядного ремонта конюшне.
Когда я попыталась открыть ворота, порыв ветра едва не вырвал створку из моих рук.
— Позвольте мне, — предложил кучер. Руками в теплых перчатках он ухватил обе створки и благополучно открыл ворота, не давая ветру сломать их о стенку конюшни, после чего туда завели лошадей, тащивших покрытую снегом карету.
Когда лошади успокоились, тот, кто исполнял обязанности кучера и кого второй мужчина почтительно называл милордом, повернулся ко мне и, улыбнувшись — в сумраке блеснули зубы, — спросил:
— Все это кажется вам немного странным, не правда ли, миссис Сандерс?
— Более чем странным, — призналась я. — Откуда вам известно мое имя? Уж не разыскиваете ли вы меня, сэр?
— Вы совершенно правы, мадам. Разрешите представиться… — То, что я услышала, вполне уместно прозвучало бы в сверкающей огнями зале, но не в старой конюшне. — Я граф Сэйвил и должен сразу уверить вас, что, отправляясь в путь сегодня утром, не имел ни малейшего намерения воспользоваться вашим гостеприимством. Я собирался остановиться в «Рыжем льве».
Граф Сэйвил! Потрясение, которое я испытала, услышав это имя, мешало мне понять, что именно он говорит.
Что нужно от меня этому человеку?
Слава Богу, в конюшне царила полутьма — она скрыла, я надеялась, испуг в моих глазах и румянец на щеках.
— Если вы настоящий граф, — услышала я голосок моего Никки, — то почему сидите на козлах и правите лошадьми?
— Потому что бедняга Джон Гроув совсем окоченел от холода, — последовал чуть насмешливый ответ, затем граф посмотрел на меня. — Могу я надеяться, миссис Сандерс, что моим лошадям найдутся место и корм в вашей конюшне?
Я подняла руки ко лбу, в голове у меня еще царила сумятица.
— Два стойла у нас пустые, мама, — подсказал мне Никки.
Его слова привели меня к окончательному и не слишком утешительному выводу, что придется все же предоставить кров Сэйвилу и четверке его лошадей. В самом деле, не оставлять же их без защиты от холода и снега!
— Полагаю, — сказала я без особого воодушевления, — что смогу освободить еще два стойла. Там стоят наши пони. Привяжу их к стене в конце конюшни. Так что распрягайте ваших бедных животных.
По всей видимости, граф Сэйвил не обратил внимания на мой не слишком приветливый тон.
— Вы очень любезны, мадам, — сказал он.
Поместить коней в стойла оказалось не таким уж сложным делом, поскольку мой конюх Тим прибрал конюшню еще до своего ухода несколько часов назад. Нам с Никки осталось мало работы. Я перевела пони в другое место, постелила свежую солому в четыре пустых стойла, и, когда мужчины распрягли усталых лошадей, все уже было готово. Мои собственные лошади подняли головы от подложенных мной охапок сена, спокойно оглядели вновь прибывших и продолжили одно из главных дел своей жизни. Только бедные пони были немного взволнованны, оказавшись в непривычном месте; они обнюхивали углы и недовольно фыркали.