Апрель в Париже — листва, набережная, краски, запахи — да господи, хоть зима на Аляске, главное — вдвоем!
Бежали, держась за руки, и ветер швырял им в лицо горсти конфетти. Две фигурки — маленькая и большая, два смеха, сплетающиеся в один, две судьбы.
Нет. Одна судьба. Он так решил.
Апрель в Париже, май в Каннах, июнь и июль в Сиднее, август в Кракове, сентябрь — в Милане.
— Откуда у тебя столько денег?
Он смеялся:
— Все для тебя, маленькая моя.
Но в ее глазах оказались тревога и настойчивость.
— Откуда?
— Я дипломат, малышка. Я не граблю, не убиваю, не торгую наркотиками. Я так работаю, это все командировки. А я использую служебное положение, чтобы возить с собой тебя.
Смеется.
— Тебя выгонят.
Он восклицает гордо:
— Никогда!
Октябрь в Будапеште.
В ноябре уехали в Египет.
Я не граблю, не убиваю, не торгую наркотиками.
Нет, неправда. Я только не граблю и не торгую наркотиками.
Все по высшему разряду: на его бронированный автомобиль и три шага до дверей у меня оптическая винтовка и три секунды времени. В прицеле — солнечный блик на его лысине.
— Триста тысяч.
Он улыбался, принимая деньги. Для тебя, маленькая моя.
Влюбленный человек — счастливый человек.
Влюбленный наемник — счастливый наемник.
Но счастливый наемник — мертвый наемник.
Декабрь провели в Гаграх.
Пьорп смотрел на него с завистью:
— Ты светишься прямо… Что случилось? Получил наследство?
— Влюбился.
— Э-э, парень, — Пьорп отвернулся, сразу потеряв к нему интерес. Пиши завещание.
Он поднял брови. Но Пьорп не обернулся.
«Не ищи меня. Я так больше не могу. Ты кружишь мне голову вихрем дорогих подарков и не даешь остановиться, как будто мне нужен не ты, а твои деньги. За что ты так мучаешь меня?..»
Он догнал ее уже в салоне. Они смеялись и плакали, обнявшись. Потом он оплатил штраф и они улетели в Пуэрто-Рико.
В январе он впервые промахнулся. Слава Богу, что хватило времени на второй выстрел.
В конце января он на всякий случай написал завещание.
В феврале вернулись в Париж.
— Мастер? Я не хочу больше работать здесь.
— Мы в расчете с тобой?
— Да, все завершенное оплачено.
— Тогда удачи.
Мастер смотрит на высвеченные АОНом цифры и снова берет трубку.
— Беркут? Запоминай номер: есть работа…
Телефонный звонок.
— Алло… Беркут.
— Здравствуй, Беркут. Какими судьбами?
— Я не знаю, что ты натворил, дружище, но у меня на тебя заказ.
Пауза.
— Вот как…
— Да, так. Но понимаешь ли, Кодекс писали задолго до нас. Мы из одного цеха, дружище. В общем, я жду тебя в Питсбурге с апреля. Апрель наш. Кто выживет — сообщит в Лигу. Даже если это будешь ты, Мастер ничего не сможет сделать. Годится?
— Спасибо, брат.
И — привычный взгляд на АОН…
Рейс 18–29 Рим-Мюнхен. До прибытия 14 минут. Машина уже стоит на краю поля, прицел наведен, руки не дрожат.
Прости, Беркут, дружище, я не дам тебе поединка. У меня нет на это права, ибо я люблю и любим. Но мы с тобой оба профессионалы, и я обставлю все так, чтобы над твоей могилой не смеялись молодые.
А потом я позвоню в Лигу и скажу, что ты проиграл пари. Мне поверят.
В мае они были уже на Пасхи.
Она смеялась.
— Тебя что, уволили?
— Нет, конечно, я слишком ценный кадр. Просто после операции с территориальными разделами в Южной Африке (тебе не скучно, милая?) мне предложили повышение, а я попросил вместо этого оставить меня при МИДе консультантом. Работы гораздо меньше — беготни этой всей, суеты, поездок… Правда, платят тоже меньше, но нам ведь хватит, правда?..
— Любимый мой…
Господи, девочка, что же ты со мной сделала?..
