Наш просвещенный век принес с собой изменения во многих сферах жизни, будь то строительство железных дорог или мода на пышные рукава. Но особенно я благодарна ему за возможность для женщины взять в руки перо и записать свои наблюдения наравне с мужчиной, зачастую пренебрегающим этим своим правом. Глядя, как вы ссоритесь из-за каждого пустяка и огорчаете своих милых родителей, я уже давно хотела прочесть вам назидательную лекцию из трудов доктора Джонсона, но вы навряд ли станете слушать свою старую тетку. Теперь же мне в голову пришла воистину благая мысль — записать для вас рассказ о событиях, произошедших лет двадцать назад в нашем графстве, пока подробности случившегося еще живы в моей слабеющей памяти.
Каждый раз, когда ты, Джесси, начнешь обвинять свою кузину в том, что та испортила твою новую шляпку, а ты, Маргарет, примешься обижаться на Джесси из-за пролитого флакона духов, я советую вам обращаться мысленно к истории двух молодых девушек, явивших миру удивительный образец преданной женской дружбы, нечасто встречающейся как в те времена, так и ныне. И может, вам удастся найти друг в друге опору и утешение.
Нежная привязанность, о которой я хочу вам поведать, зародилась солнечным апрельским днем, когда обеим героиням моего повествования было всего лишь по одиннадцать лет. Счастливый возраст, осмелюсь я заметить.
В этот день управляющий графа Бьюмонта пригласил мистера Эттона, ветеринара из расположенной недалеко от графского поместья деревушки Марбери, осмотреть захворавшую лошадь своего хозяина. Мистер Эттон пообещал посыльному прибыть как можно скорее, поспешно собрал инструменты в потрепанный кожаный мешок и опасливо покосился на неплотно закрытую дверь кухни. Несколько минут назад оттуда доносились мелодичное пение и звяканье посуды, но теперь за дверью не слышалось ни звука. Ветеринар не мог припомнить, в какой момент наступила тишина, до прибытия посланца из поместья, или позже, когда мистер Эттон расспрашивал слугу о признаках болезни. В любом случае, это не понравилось ветеринару, и он осторожно, едва ли не на цыпочках, двинулся к двери, ведущей из маленькой передней на улицу. Мистер Эттон успел уже дойти до ветхой конюшни, где держал свою старую лошадку, когда за спиной у него раздался звонкий голос:
— Отец, ты забыл шляпу!
Мистер Эттон с обреченным видом повернулся к высокой крепкой девочке в коротковатом для ее роста сером платье, укоризненно смотревшей на него большими голубыми глазами. В руках девочка держала потертую шляпу, выглядевшую так, как будто ее кто-то жевал.
— Спасибо, милая, — он нерешительно улыбнулся и протянул руку за шляпой, но дочь не торопилась отдавать ее. — Грейс, я не могу задерживаться.
— Ты возьмешь меня с собой, — заявила она и протянула отцу несчастный головной убор.
— Грейс, ты же знаешь, я не могу… — робкие возражения мистера Эттона не произвели на девочку впечатления.
— Я хочу поглядеть, наконец, на жеребенка Грозы. Ему уже три недели, а я его до сих пор не видела. Я не буду мешать тебе и путаться под ногами у конюхов графа, клянусь! — начало фразы прозвучало решительно, но к концу ее дочь добавила просительные нотки.
— Почему ты решила, что я еду в поместье его светлости? — сделал бедней мистер Эттон еще одну попытку.
— Конечно же, я слышала, как ты разговаривал со слугой графа! Метели опять стало нехорошо, и болваны-конюхи не знают, что с ней приключилось!
Ветеринар только покачал головой и пошел к конюшне. Внушать дочери, что подслушивать грешно, или пытаться уговорить ее остаться дома, когда сам он направлялся посмотреть лошадь, было совершенно бесполезно. А продолжать спорить, в то время как его ожидают у графа, и вовсе неразумно. Потому мистер Эттон сдался, как делал это всегда, и тихонько выехал во двор на старой Фиалке. Грейс заперла дверь конюшни, забралась на остатки деревянной ограды, а оттуда уже влезла на лошадь и уселась позади отца. Фиалка, понукаемая хозяином, вяло поплелась по деревенской улице к мосту через узкую стремительную речку, за которой начинались земли графа Бьюмонта.
По дороге мистер Эттон еще несколько раз напомнил дочери, чтобы она не попадалась на глаза управляющему, старшему конюху, экономке и другой челяди, повыше рангом. Грейс уже неоднократно бывала с отцом в графских конюшнях, и до сих пор ей удавалось остаться незамеченной теми, кто мог бы пожаловаться владельцу поместья на нарушение порядка. Простые конюхи привыкли, что ветеринар всегда приезжает с дочерью, и охотно показывали приветливой девочке благородных животных и отвечали на ее многочисленные вопросы о лошадиных статях.
Фиалка двигалась так медленно, что, пожалуй, мистер Эттон дошел бы быстрее на собственных ногах, а уж Грейс-то наверняка пробежала бы три мили туда и обратно, прежде чем понурая лошадка ветеринара добралась до внушительных ворот, преграждающих чужакам дорогу в дом графа. Несколько месяцев назад деревенская община сочла, что негоже единственному на много миль вокруг ветеринару передвигаться пешком, когда его услуги могли срочно потребоваться на отдаленной ферме, и, с благословения пастора, преподнесла мистеру Эттону Фиалку, купленную почти даром у бондаря мистера Парра. Лошадь, всю свою долгую жизнь тянувшая телеги с бочками на продажу в Рэддингкрофт, к старости показалась мистеру Парру непригодной для работы, и он с радостью избавился от Фиалки. После тяжелых бочек возить тощего мистера Эттона было нетрудно, тем более что он никогда не использовал шпоры, чтобы заставить лошадь идти быстрее. Вот и сейчас прошло немало времени, прежде чем Фиалка со своими всадниками явилась на конюшенный двор графа. Добродушный пожилой, работник помог сначала Грейс, затем ее отцу спешиться и велел мальчишке-помощнику позаботиться о Фиалке, а сам повел ветеринара к стойлу Метели, на ходу рассказывая о внезапной хвори бедняжки.