1. Касательно линзового устройства, таковым образом собранного, дабы увеличивать образы разных существ, слишком мелких для обозрения невооруженным глазом
Его святейшество Верховный Патриарх Септус XXIV слыл большим знатоком кандалов.
Святой закон каждому ответчику повелевает представать перед Непогрешимым Судом закованным в цепи. Однако Лорд‑тюремщик пользовался большой свободой в определении того, какой из узников какими веригами будет отягощен. Человек состоятельный мог купить для себя позволение обойтись лишь золотой цепью, обернутой вокруг шеи; женщина, если была она молода и красива, проведя некоторое время с Тюремщиком в его апартаментах, выходила от него с поблескивающими серебром браслетами на запястьях – тоже цепи, но тонкие, как нити. Если же, с другой стороны, обвиняемый не отличался ни богатством, ни положением в обществе, и в плане женских чар также не мог предложить ничего выдающегося… что ж, для таких в тюрьме имелся добрый запас ручных и ножных кандалов, тяжелых цепей и других оков, несущих на себе тяжкую печать господней справедливости.
Стоящий сейчас перед Патриархом человек по количеству опутывающих его цепей занимал довольно редко встречающееся среднее положение: прочные ручные браслеты, соединенные железной цепью, достаточно толстой, чтобы узник даже и не пытался ее разорвать, и в то же время не настолько тяжелой, чтобы болезненно оттягивать руки. Очевидно, в данном случае Лорд‑тюремщик решил проявить осторожность, и Септус терялся в догадках относительно причин. Должно быть, обвиняемый сам по себе ничего из себя не представлял, но в то же время обладал достаточными связями для того, чтобы избежать излишних унижений… может быть, музыкант или скульптор, завоевавший расположение влиятельных городских семейств. В нём, несомненно, было что‑то от художника: глаза так и пылали на упрямом лице. Из тех темпераментных субъектов, что способны на душевные порывы, но не в силах извлечь из них пользу.
– Да станет известно суду, – заголосил Первоприсутствующий, – что пред ним стоит Антон Левенгук, естествоиспытатель, обвиняемый в ереси против Бога и Госпожи нашей Непогребённой Девы. Преклони колена, проситель, и помолись с Его Святейшеством о том, чтобы сегодня свершилась справедливость.
Септус помедлил секунду, наблюдая за поведением Левенгука. Когда пред судом представали воры и убийцы, они падали на колени немедленно, истовой молитвой пытаясь доказать свою невиновность. Еретики же, наоборот, всячески выказывали свое презрение и возводили хулу на Патриарший престол – не самый лучший способ снискать милость суда, но, в конце концов, многие еретики попадали в это помещение полные решимости принять мученическую смерть. У Левенгука были глаза именно таких фанатиков, однако он, по‑видимому, не обладал их убежденностью – не изменившись в лице, он преклонил колена и склонил голову. Патриарх поспешно прикрыл глаза и уже в шестой раз за сегодняшнее утро прочел нараспев слова молитвы: «Господи, ниспошли мне мудрость, чтобы узреть истину. Благословенная Дева, укрепи мой разум, чтобы свершить правосудие. И да послужит всё, что свершится днесь, к вящей славе царствия Твоего. Аминь.»
Заключительное «аминь» разнеслось по залу суда – секретари и адвокаты повторяли за Патриархом ритуальную формулу. Септус скосил глаза на Примечателя Сатаны – единственного из присутствующих, чьи глаза должны оставаться открытыми во время молитвы. Внешность веснушчатого жизнерадостного юноши совершенно не вязалась со зловещим наименованием его должности. Примечатель дважды кивнул, показывая, что Левенгук должным образом совершил молитву и произнес «аминь» вместе со всеми. Хорошо; значит все, что случится далее, будет иметь законную силу и Божье благословение.
– Господин Прокурор, – произнес Септус, – огласите обвинение.
Прокурор поклонился, насколько позволило ему обширное брюхо; бисеринки пота уже выступили на его напудренном лице. День сегодня вовсе не жаркий, на дворе ранняя весна, но прокурор Бен‑Жакоб славился своей потливостью; эта его черта доставляла больше хлопот его оппонентам в суде, чем ему самому. Льющиеся по лицу прокурора потоки часто настолько отвлекали адвокатов защиты, что они пропускали слабые места в аргументации обвинения. Септус знал, что слабые места в аргументации Бен‑Жакоба можно найти всегда – старина Абрахам не отличался великим умом. Однако же он был честен и не мог даже помыслить о личном обогащении за счет тех, против кого выступал в суде, и поэтому Патриарх не собирался менять своего прокурора.
![Бабский мотив [Киллер в сиреневой юбке]](/storage/book-covers/39/39a7953b91453761eaf421dda2624694d0a0cdb6.jpg)
