Александр Касьянович
Горшков
САМАРЯНКА
Современная монастырская
история
роман в трёх частях
Содержание
Часть
первая
Часть
вторая
Часть
третья
Часть
первая
1. ВОКЗАЛ ДЛЯ ОДНОЙ
Стакан опять нашел
стоявшую на столе полупустую стеклянную бутылку из–под минералки и тонко,
противно задребезжал.
– Как же ты мне надоел,
– сквозь сон простонала Ольга и уже в который раз механически протянула руку,
чтобы отодвинуть стакан и прекратить это мучение. Но рука нащупала не стакан, а
часы, лежавшие рядом. Ольга почувствовала, что поезд замедлял ход.
«Наверное, станция какая-то»,
– мелькнуло в голове.
Чтобы увидеть в
непроглядной темноте который час, она поднесла часы прямо к глазам, но в это
мгновение луч станционного фонаря заглянул через мутное вагонное стекло и,
описав дугу по нижним полкам, на какое-то мгновение коснулся тусклого
циферблата.
Ольга встрепенулась:
стрелки показывали половину четвертого. Сон мгновенно улетучился, и она
вскочила с полки. Куда-то исчезли соседи – немолодая мама с девочкой, обещавшая
ее разбудить заранее, потому что их станция была следующей. Выглянула в окно,
пытаясь рассмотреть название станции на здании вокзала. Так и есть: «Озерная».
Ольга набросила на плечи
спортивную куртку, стянула с верхней полки рюкзак и быстрым шагом, почти бегом
устремилась по вагону к выходу, цепляясь за торчавшие с нижних полок ноги спящих
пассажиров: поезд стоял здесь всего две минуты. Вчерашние попутчики – та самая
мамаша с девочкой – спали, свернувшись калачиком, возле купе проводников. Рядом,
на соседних полках, примостились еще пассажиры.
«Конечно, – мельком
подумалось Ольге, – с нормальными людьми куда безопаснее, чем со вчерашней
зечкой. Ладно, не поминайте лихом».
Перрон обдал ее сыростью
и запахом гари: несмотря на то, что весна наступала все уверенней, проводники
не ленились топить. Что–то накрапывало с неба – это было видно по лужицам,
блестевшим по всему перрону под скудными фонарями станции. Несколько пассажиров,
сошедших с поезда, быстро устремились к машинам, ожидавшим их на привокзальной
площади. Пока Ольга шла по перрону, поезд, дернувшись всем своим вагонным телом,
под грохот закрывающихся дверей и вагонных площадок, постукивая колесами на
рельсовых стыках, стал набирать ход. Ольга смотрела на проплывающие мимо
вагоны, и ей так пронзительно захотелось снова забраться на верхнюю полку и,
свернувшись калачиком, ехать и ехать в бесконечную даль, с ощущением свободы и
внутренней легкости. Мигнув красными фонарями последнего вагона, поезд исчез за
поворотом.
– Вот я и приехала на
свою конечную станцию, – вслух подумала Ольга и, накинув на голову капюшон
куртки, стараясь не ступать в лужи, направилась к небольшому вокзальчику, что
светился окнами в конце перрона. Подойдя к двери, потянула на себя до
неприличия засаленную деревянную ручку. В небольшом зале стояли десятка два
пластмассовых кресел. Справа приютился пустой прилавок газетного киоска, а
слева, в дальнем углу, моргал красным светом пустой игральный автомат.
«Не шикарно, но ладно»,
– подумала Ольга и, закрыв за собой дверь, вошла в вокзальное помещение.
До рассвета оставалось
часа три. Она решила скоротать оставшееся время в этом неуютном зале ожиданий.
Чтобы меньше ощущать холод, которым веяло от ледяных кресел, она аккуратно
расправила свой дорожный рюкзак и села прямо на него. Потом, вытянув ноги,
закрыла глаза, чтобы хоть немного наверстать ночной сон, потерянный в вагоне из-за
того дребезжащего стакана.
Сон какое–то время не
приходил: по спине еще пробегал колючий озноб, но потом Ольга почувствовала,
как тепло постепенно начало приливать к ногам, и она словно поплыла в тумане тревожного
сна. Ей послышались знакомые выкрики «дубачек»[1]:
«Стоять! Лицом к стене! Руки за спину!», лязг и скрип дверей «шизо»[2],
стрекотание швейных машинок. Перед глазами зарябили строчки стеганых фуфаек,
которые шились на зоне для таких же зеков. Потом все смешалось в какой-то шум,
смех. Откуда–то всплыло тщедушное лицо пастора, проповедавшего им за колючей
проволокой, тихие слова Татьяны: «Храни тебя, Боже...». Потом снова вокзальная
суматоха, убаюкивающий, мерный стук вагонных колес и такое же мерное, в ритм
перестука колес, покачивание...
Наконец, сквозь сон
Ольга почувствовала, что кто-то ее действительно раскачивает, настойчиво теребя
за плечо. Она открыла глаза и увидела перед собой милицейский патруль – двух
сержантов с потрескивающими портативными рациями в руках.
– Документики ваши
разрешите для проверки, – учтиво обратился один из патрульных.
Ольга повела сонным
взглядом по сторонам: кроме нее в зале ожидания никого не было. Она поднялась с
уже нагретого вокзального кресла и, расстегнув молнию куртки, вытащила из
внутреннего кармана сложенные вчетверо в целлофановом пакете документы.
– О, какие гости
пожаловали к нам! – язвительно ухмыльнулся милиционер, развернув оттуда первую
бумагу – справку об освобождении.
– И что же так, без
предупреждения? Мы бы встречу организовали: цветы, оркестр, прессу и так далее.
Чего уж скромничать? – не без явного удовольствия язвил патрульный. – Нехорошо,
госпожа Гаевская. Вот так бы приехали и уехали, а мы ни сном и ни духом. Нет,
уважьте нас, серых провинциалов, позвольте с вами ближе познакомиться. Наше
вокзальное капезе[3]
хоть и не пятизвездочный «Хилтон», но в обиде на нас не будете.
