Annotation
Далекий потомок Емельяна Пугачева попадает в тело своего знаменитого предка накануне штурма Оренбурга. История меняет свое течение. Взяты Оренбург, Казань, Нижний Новгород. Подчинены Урал и Сибирь. Разбита гвардия возглавляемая фаворитом Екатерины Григорием Орловым.
Москва в руках самозванца. Но до окончательной победы ещё далеко. На юге разворачивается против внутренней угрозы армия победившая турок. В Европе с тревогой смотрят на происходящее и начинают опасаться проникновения идей «Свободы. Равенства. Братства» в их уютные сословные мирки. И на востоке тоже сгущаются тучи.
Пролог
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Пролог
Весна в Санкт-Петербурге не баловала жителей теплом и покоем. Сильный ветер с Балтики завывал в трубах, трепал флаги на шпилях и мачтах кораблей и нагонял в Неву воды Финского залива. Наводнением это ещё не было, но жители столицы опасливо смотрели на темные воды реки, скрывшие под собой ступеньки спусков к причалам.
Двадцатилетний секретарь уважаемого Леонарда Эйлера, Николай Фусс, забрав корреспонденцию академика в почтовом дворе, что был расположен напротив Эрмитажа, не без содрогания пошел по качающемуся и скрипящему плашкоутному Исаакиевскому мосту. Сегодня он один раз уже преодолел его по пути за почтой, теперь следовало повторить этот опасный путь снова.
Плашкоуты, на которые опирался мост, раскачивались порывами ветра и делали это несинхронно. Доски настила хлопали и подпрыгивали в такт колебаний своих плавучих оснований, норовя оттяпать неосторожному пешеходу ноги. Приходилось подгадывать момент, когда наступать на них безопасно.
В доме Эйлера на углу набережной и десятой линии Васильевском острова секретаря встретил запах выпечки и тепло от растопленных голландских печей. На буйство природы обитатели особняка особого внимания не обращали. Всемирно известный математик сидел, как обычно, перед камином, утопая в большом, мягком кресле. Он мог чувствовать приятное тепло пламени, слышать треск и вдыхать тонкий аромат горящих березовых дров. Но увы. Оценить красоту огненного танца уже не мог. Болезнь отняла у него возможность видеть, а следовательно, читать и писать самостоятельно. Николай снова почувствовал в сердце укол острой несправедливости бытия. Как жаль, что Господь так суров к лучшим из лучших в роду человеческом.
Подавив неуместную жалость, Николай бодрым голосом начал отчитываться о полученной корреспонденции. Её было немало. Письма шли из Берлина, Лондона, Парижа и прочих городов Европы. Два увесистых свитка содержали книги и витиеватые просьбы написать рецензии на них. Была и периодика, как научная, так и общесветская на нескольких языках. Впрочем, у Николая никаких проблем с чтением не было. Он свободно владел несколькими европейскими языками и в текущий момент усердно изучал русский.
Перечисляя адреса отправителей, Николай был остановлен Эйлером на фамилии Гюльденштедт.
— Хм! Интересно. А откуда он пишет?
Фусс зашуршал бумагой, привычно осматривая заголовок и подпись письма.
— Учитель, тут странность. На конверте указан Стокгольм. Но в самом письме приписано, что отправлено оно из Нижнего Новгорода.
Академик потер подбородок и произнес:
— Очень любопытно. Он отправился в экспедицию на Кавказ почти шесть лет назад. И этой зимой корреспонденция от него перестала поступать. Поскольку он был в Казани в то время, когда бунтовщики Пугачева захватили город, мы решили, что случилось непоправимое. Так что я рад, что Иоганн жив. Зачитай же мне скорее его письмо.
Николай поднес плотный лист бумаги ближе к свету и приступил к чтению.
«Знаменитейшему и ученейшему мужу Леонарду Эйлеру, заслуженнейшему королевскому профессору и члену славной Берлинской академии наук, а также почетному члену императорской Петербургской Академии Наук и Лондонского королевского общества. С поклоном и почтением пишет вам ваш верный соратник в деле служения Храму Науки Гюльденштедт Иоганн Антон.
Если провидение не вмешается в планы людей, взявшихся доставить это письмо, оно должно подоспеть как раз к дню вашего рождения, уважаемый мой друг и коллега. И потому поздравляю вас с шестьдесят третьей годовщиной. Желаю вам ещё долгих лет здравия и труда на благо науки.
Пребываю в неуверенности, что предыдущие мои письма, написанные этой зимой из Казани, достигли адресатов в Академии. В связи с известными вам событиями работа почты испытывает крайние затруднения. Потому свой рассказ о событиях, невольным свидетелем и в некоторой степени даже участником коих я стал, я повторю в письме, адресованном в Академию. А лично вам я хочу рассказать о том, с какими интересными загадками я столкнулся за это короткое время.
В конце декабря прошлого года судьба свела меня с весьма загадочным лицом, коего одни называют Емельяном Пугачевым, а иные — императором Петром Федоровичем. Но я, не погрешив перед истиной, назвал бы его Arcanum. Ибо это имя подошло бы ему гораздо лучше прочих. Ибо он воистину Загадочный человек.
Удивил он меня с первых же минут знакомства. Предметом, в коем ему потребовалась моя помощь, оказалось разделение нефти на фракции, кипящие при разных температурах. Позже я узнал, что это нужно было ему не только для нужд освещения, но и для составления зажигательных смесей, с успехом примененных им при осаде Нижнего Новгорода, о чем вам, мой друг, должно быть уже известно. Ещё одной областью применения фракций нефти оказалось питание того прибора, что нагревает воздух в воздушном шаре.
