Глава 1
Под корнями дерева
Толстый белобрюхий крот, учуявший из-под земли запах гнили, выполз из своей норы, пробежал несколько шагов и с удовольствием запустил зубы в заплетенную паутиной птичью шкурку. Он побирался на полянке уже давно: где-то здесь, далеко наверху, среди крон величественного Тайга, пахнущих влажной хвоей и липкими смоляными потеками, сплел свою прочную паутину паук-птицеяд. И хотя летающую живность он ловил в первую очередь для себя, в падающих вниз после всасывания питательных соков коконах еще хватало вкусных косточек, кожи и выступающих наружу мясистых лапок для неприхотливого подземного обитателя.
Еще перекусить на дармовщинку прибегали крупные рыжие муравьи — крот с удовольствием подъедал и их, и высовывающихся из земли червей. Вместе с насекомыми паутинный кокон превращался в долгое, обстоятельное и сытное пиршество, а посему, ощутив легкое сотрясение почвы, зверек испытал почти человеческое чувство досады, и даже не поторопился прятаться, надеясь, что приближающийся крупный зверь пройдет мимо.
Увы, шаги двигались точно в направлении поляны, да вдобавок ветер донес легкий аромат дегтя, дыма, омертвелой кожи и пота — запах человека. Запах весьма опасный и сулящий немалые переживания.
Разумеется, крот не знал, что его густой, шелковистый и ноский мех очень ценится красавицами республики Метс, что он вывозится далеко на юг, во все города, что стоят на берегах Внутреннего моря и побережье Лантического океана, что именно из него сшита мантия правителей великого королевства Д'Алви. Он просто решил поберечь шкуру и торопливо нырнул обратно в нору, оставив добычу безмозглым насекомым. Немного позже ощутили тяжелую поступь черви — и тоже затаились. Лишь шестилапые фуражиры обосновавшегося в ближнем орешнике муравейника невозмутимо продолжали отрывать себе куски мяса.
В конечном итоге правы оказались именно они: выбравшийся на поляну двуногий пересек ее, ни разу не взглянув по сторонам и не проявив ни малейшего интереса к происходящему возле белого паутинного кокона.
Еще совсем молодой юноша, одетый в замшевую куртку с полосками бахромы, в полотняную рубашку и замшевые же брюки, заправленные в высокие сапоги; с ножом, висящим на поясе под правой рукой, деревянным охотничьим луком, перекинутым через плечо и десятком стрел в туеске за спиной, путник более всего походил на охотника республики Метс. Но вот поведение его никак не соответствовало славе умелых метсианских разведчиков и следопытов. Он шел, не разбирая дороги и не глядя под ноги, громко хрустел сухими ветками, с шелестом продирался через кустарник, словно ломящийся на водопой баффер.
— Ты слишком тороплив, Риу… Ты не справишься, Риу… Ты даже не метc, Риу, — недовольно бурчал себе под нос паренек, ломая очередную ветку вместо того, чтобы проскользнуть под нее, или хотя бы отодвинуть.
Спустившись по склону встреченного оврага вниз, он напился из ручья, ополоснул лицо, выпрямился во весь рост, впервые за последние полдня не производя шум, а сам прислушиваясь к окружающему миру. И внезапно услышал шелест. Тихий, осторожный шелест, словно легкий ветерок коснулся ветвей кустарника. Вот только почему они зашелестели только слева? Что за странный ветер, который шевелит листву в одном месте, ничуть не колыхая ее в других? И откуда вообще взяться ветру на дне оврага?
Риу скинул с плеча лук, вытянул из туеска стрелу, вглядываясь в заросли, но неведомое живое существо более никак себя не выдало. Юноша выждал несколько мгновений, потом взял стрелу в зубы, перекинул лук обратно через плечо и принялся карабкаться вверх по склону, цепляясь за выступающие корни и тонкие ивовые стволы. Перевалив край, снова схватился за лук и снова прислушался. Смотреть в густых дебрях тайга чаще всего некуда — увидишь вокруг только стволы, да листву. Здесь нужно нюхать или слушать. Хорошо нюхать люди за всю историю своего существования так и не научились, а потому в лесу им оставалось полагаться только на слух.
Юноша услышал шорох слева и, почти одновременно — справа. Опять слева. Опять справа…
«Подкрадываются? — страх тихо, как пятнистая гадюка, заполз в душу. — Или это стая?»
Риу пригнулся, и кинулся наутек. Теперь он двигался быстро, но практически бесшумно — ноги ступали только на мягкий, пружинящий мох или толстую, слежавшуюся хвою, он не отодвигал или ломал торчащие поперек дороги ветви, а нырял под них или огибал стороной. При этом одна рука продолжала сжимать лук, а другая — оперение стрелы, готовая мгновенно наложить ее на тетиву.
Промчавшись так пару сотен шагов, и выбравшись из кустарника в сумеречный вековой лес, кроны которого настолько плотно перехватывали солнечный свет высоко над землей, что понизу не росло даже травы, Риу резко развернулся, и поднял лук. Кто бы ни был его преследователем, он не сможет двигаться незаметно с такой скоростью, да еще там, где нет укрытий.
И действительно: на расстоянии полета стрелы мелькнула, стелясь над самой землей, рыжая спина. Немного в стороне — еще одна, и еще.
Только теперь, впервые за день, Риу пожалел, что решился бросить дом. Хотя нет — после полученного оскорбления уйти он был просто обязан. Паренек жалел лишь о том, что сейчас он один. Словно в насмешку, желая проучить молодого охотника, тайг свел его — сильного, хорошо вооруженного, но одинокого, с лисьей стаей.