Дивиния безмятежно спала у окна за портьерами в кабинете отца. Девочка проникла сюда, чтобы спрятаться от нянюшки и уроков.
Заболевшая свинкой во время эпидемии в школе, поразившей почти половину учеников, она считала страшной несправедливостью, что должна выполнять домашние задания сейчас, когда ей стало немного лучше, но карантин еще не был снят.
«Должны же быть хоть какие-то привилегии у больных», — решила она. Спрятавшись в укромном месте, где нянюшка наверняка не станет ее искать — в кабинете отца, — она заснула, разморенная солнышком, проникавшим сквозь огромное окно в этот ясный майский денек.
Но поспала она недолго. Девочку разбудил гневный голос отца, обычно добродушного и обаятельного человека: в нем слышалось нескрываемое презрение.
— Явился, чтобы полюбоваться на содеянное? До какой гнусности, Фалкон, ты дошел, — наслаждаешься страданиями своей жертвы!
— Ты сам во всем виноват, Говард.
Мужчина, отвечавший на гневные обвинения отца, говорил так тихо, что она едва слышала его, но почувствовала весомость его слов.
— Но ты поставил меня в безвыходное положение! — возразил отец с негодованием. — Ты отнял у меня все. Мое дело, мой дом, мою…
Боже мой, у меня не осталось даже гордости.
Такие люди, как ты, Фалкон, вызывают у меня отвращение!
Возникшая было мысль выйти с повинной сразу же улетучилась, так как сейчас и речи быть не могло, чтобы обнаружить свое присутствие за портьерами. Едва ли отцу понравится, что она подслушивала, будь то случайно или преднамеренно, судя по всему, этот сугубо личный разговор; несмотря на свои девять лет, она уже поняла всю его серьезность.
Чалфорд, ее родной дом, ее единственное жилище, отнят? И отнял его этот человек, этот незнакомец, которого она не могла даже толком разглядеть?
Она попыталась было рассмотреть его из-за складок темных бархатных штор, но испугалась, что обнаружит себя, высунув голову слишком далеко. Все, что ей удалось, — это мельком увидеть высокого незнакомца.
Он в этот момент посмотрел в ее направлении, как будто почувствовал, что за ним наблюдают, и она быстро юркнула снова за портьеру, затаив дыхание от ужаса, что ее сейчас обнаружат и вытащат из укрытия и на нее обрушится не только нянюшкино неудовольствие по поводу уклонения от нудных уроков, но и отцовский гнев за недостойное поведение. А недовольство отца будет пострашнее нянюшкиных назиданий…
Однако дедушкины часы, стоявшие у стены, отсчитывали секунду за секундой, а за ней никто не приходил, и постепенно ее дыхание выровнялось.
И снова на обвинения отца был дан спокойный ответ.
— Никто не выкручивал тебе руки, Говард, — легко парировал его собеседник. — Ты сделал все сам.
— Ну да, конечно, сам, — язвительно передразнил отец. — Как легко ты расставляешь ловушки для таких доверчивых людей, как я.
— Для таких алчных, как ты, — поправил тот резко, — которые обвиняют всех, кроме себя, единственных и подлинных виновников своих ошибок!
Ее охватила ярость. Как он смел так разговаривать с ее любимым папочкой? Она была готова выйти из укрытия и поколотить его своими маленькими кулачками, требуя, чтобы он извинился перед отцом, самым честным и замечательным человеком на свете!
Но, прежде чем гнев возобладал над здравым смыслом, она услышала ответ своего отца.
— Единственная моя ошибка заключалась в том, что я доверял тебе! — воскликнул он с сожалением. — Убирайся отсюда вон, Фалкон! Чалфорд еще не принадлежит тебе, и до тех пор, пока страсти не улягутся и адвокаты не скажут своего слова, ты — нежеланный гость в моем доме.
А теперь убирайся, Фалкон, — повторил он резко. — И забирай Джанет.
Джанет? С какой стати ее мачеха должна уйти с этим отвратительным человеком, которого так ненавидел ее отец? Ничего не понятно.
— Мне не нужна твоя жена, Говард, — с трудом выговорил незнакомец. — И никогда не была нужна.
— Попользовался, и хватит? — презрительно произнес отец. — Что ж, и мне она больше не нужна!
— Это твое личное дело, — спокойно возразил незнакомец. — Единственное, что меня интересует, — это…
— Знаю, почему ты пришел сюда, Фалкон, — гневно прервал его отец. — Я уже говорил тебе, что благодаря тебе я разорен. Подожди немного, и дом отойдет тебе. И ты каждый раз будешь с радостью вспоминать, каким образом его заполучил.
Дверь с шумом распахнулась.
— Я дважды предлагал тебе убираться. Я зову полицию и выпроваживаю тебя силой. Интересно, как это будет изложено в газетах?
Последовало тягостное молчание, и девочка вновь затаила дыхание, на этот раз непроизвольно. Она не поняла и половины из того, что нечаянно подслушала, но она целиком разделяла чувства отца, требовавшего, чтобы этот Фалкон немедленно убирался из Чалфорда.
— Ладно, — проговорил наконец незнакомец, и послышались его шаги по направлению к двери, которую, очевидно, отец держал распахнутой для него. — Предлагаю поговорить в другой раз, Говард, когда ты будешь более благоразумным.
— А я тебе предлагаю, — гневно бросил отец, — держаться подальше от меня и моей семьи!
Когда незнакомец наконец вышел и дверь за ним со стуком захлопнулась, комната наполнилась какой-то зловещей нескончаемой тишиной.
