Единственный американец во всей немногочисленной группе пассажиров сел в самолете рядом со мной. Он написал на бумажке: «сок помидор», положил ее на столик и закрыл глаза.
Когда самолет провалился в воздушную яму, я схватила его за рукав.
В этот раз я почему-то очень боялась лететь, вернее, не долететь. Американец открыл глаза, я сказала «Sorry!», и он с акцентом спросил, кивнув на бумажку: «Правильно писал?» Я сказала, что по-русски нужно говорить «томатный сок», он повторил стюардессе. Мы познакомились. Он был ровесник моего младшего брата, звали его Джейсон. Только что женился на русской девушке Лене. Папа Лены – капитан подводной лодки, из Мурманска. Сам Джейсон из Детройта, штат Мичиган. Детройт у меня прочно ассоциировался с романом Хейли «Колёса», брачным предложением, которое я отвергла, и последовавшим за ним отчаянным и густо эротическим письмом отвергнутого, на которое я не ответила.
Так вот, Джейсон и Лена совершали свадебное путешествие. Три месяца в России, три месяца в Европе, три месяца на Востоке – Индия, Китай – и еще три на всяких райских островах. Сейчас они в Москве, я могу им звонить, если что. Джейсон заботливо написал мне номер телефона и электронный адрес. Встречает ли меня кто-нибудь в Москве? Нет. Не встречает. Он озаботился тем, что я не успею доехать на метро до нужной станции – уже ночь, и меня посредине пути из метро выгонят. Мы говорили на миксе русского и английского. Иногда Джейсон доставал электронный переводчик, но чаще всего просил написать слово на бумажке по-русски. Он знал слово «опоздать», но не знал слово «успеть». Весь полет мы писали в его блокнотике.
Мы приземлились, сошли с самолета, сели в длинный желтый автобус, который медленно потащился в сторону метро «Речной вокзал». Джейсон говорил мне: «Давай такси! Платить мой босс! Ты опаздывать!» Метро закрывалось через полтора часа, за час я должна была доехать на другой конец Москвы и попасть в Домодедово. На такси я не соглашалась по необъяснимой причине – я видела, что Джейсона действительно беспокоит, успею ли я доехать на метро, но я уперлась. Он был похож на моего братишку, и мне было странно, что он меня опекает. Мы проехали несколько остановок от Шереметьево. Автобус тащился еле-еле и был битком набит. Джейсон внезапно полез куда-то в левый нагрудный карман, болезненно сморщился и застонал: «Больше не могу! Такси!»
Мы выскочили из автобуса как ошпаренные – я решила, что он не выдержал духоты. Джейсон засмеялся, и мы сели в маршрутку. На такси я не решилась! До сих пор не понимаю почему.
На метро мы успели. Как раз оставался час до закрытия. В вагоне Джейсон сел рядышком со мной и сидел довольно тихо. Он выучил слово «успеть» и приговаривал: «Джулия, ты успела!» Напротив сели двое пьяных мужиков. Мне было страшно – они рассматривали и меня, и Джейсона и гоготали, и я уже думала, как буду с ними драться, если они пристанут. Джейсон мне казался все-таки очень маленьким, к тому же он был как бы у меня в гостях.
В вагон зашла парочка совершенно невообразимых панков: он и она. У него были цепочки от брови к носу и нормальный зеленый гребень. На ее фоне он выглядел обыкновенным. У девицы были черные волосы до плеч и наголо выбритая розовая макушка. Посредине макушки пролегала неглубокая борозда, похожая на разделительную линию между двумя полушариями мозга.
И тут Джейсон громко и очень чисто сказал по-русски на весь полупустой вагон: «Смотри! Голова – как жопа!» Вагон рухнул. Смеялись все. Пьяные напротив утирали слезы и влюбленно смотрели на Джейсона. Девица вытащила зеркальце и меланхолично рассматривала ввернутый в язык отчетливый блестящий шуруп.
Несчастный провинциальный Джейсон из своего деревенского Мичигана! Он набрал в электронном словаре слово «жопа», потому что я сказала, что это неприличное слово, но словарь выдал белиберду. Мы ввели «попа», и он откликнулся «ass». Джейсон был страшно доволен. На прощание он подарил мне огромный полиэтиленовый мешок, в котором вез костюм на вешалке: «Чтобы ты могла в Домодедово спать на полу». Я отнекивалась, но мешок, напугавшись, взяла. И Джейсон сошел на какой-то станции и поехал к своей Лене, а я без приключений добралась до Домодедова. Было полвторого ночи, рейс на Хургаду улетал через восемь часов.
Я шлялась по Домодедову и наслаждалась ночью. У меня не было багажа – всего одна небольшая сумка. Я немедленно купила себе Устинову, две новые книжки, поставила сумку на тележку и время от времени выкатывала ее на улицу – покурить. Курила, сидела на тележке, читала, пила горячий кофе из автомата и чувствовала себя счастливой. К утру одна книжка кончилась. В восемь утра я забрала свои документы у представителя фирмы и стала ждать регистрацию на рейс.
И проспала ее, эту чертову регистрацию! Заснула незаметно и теперь взвилась с кресла и заметалась. Регистрация закончилась пять минут назад, только что, «мы сожалеем, идите вон туда, там как раз стойка для опоздавших пассажиров». Я в ужасе понеслась со своей тележкой «вон туда». Я представляла, как с позором возвращаюсь в Уфу, потому что проспала рейс. Или как живу в Домодедове все две недели. Вежливый мальчик за стойкой потребовал триста рублей и заставил расписаться, что я не претендую в самолете на горячее питание. Я не претендовала! Только возьмите меня в самолет.
