Альфред Бестер
Пролог к роману «Человек Без Лица»
На двойной Сол-3 (ибо в сей космической зенице Земля и ее Луна предстают двойной планетой), в январе 2103 года, Эдвард Тернбул из педагогического колледжа Коутс выбрал темой своего диплома Загадку Гистерезиса. В варианте Реамюра посмертных уравнений Эйнштейна обозначился парадокс, который пока всем недосуг было исследовать. Физикам-атомщикам он не пригодился, а в чем же тогда польза от тупиков науки, как не в том, чтобы студенты старших курсов бились в них головами об стену, занятые безвредными изысканиями? Тернбул прошерстил исходную работу, внес несколько малосущественных уточнений и принялся корпеть над установкой.
Представьте себе толстого, с нездоровым цветом лица молодого человека. Само воплощение скуки. Тщетно ишачит он в лаборатории, и лишь сознание членства в «Фи-Бета-Каппе»[1] греет ему душу. Магнит — его единственная возлюбленная, катушки «Дуплексора Х-27» — теснее девичих объятий. Он засиживается на работе далеко за полночь и утишает фрустрацию восхищением и интригой экспериментов. Как думаете, сработает? Ну вдруг? Вдруг ему удастся довести разработку до коммерческой стадии, получить за патент миллион долларов и прельстить женщин сим неоспоримым доказательством его половой зрелости?
Тернбул мрачно разворачивает сэндвич, напускает на себя подобие лихой беззаботности героев фантастики и, набравшись духу, опускает тумблер. Начинается эксперимент. Тридцать два фунта весит установка, да еще литр диметилметиленгликоля[2] — и вот они взлетают со столешницы и плюхаются в потолок.
Тернбул во все глаза смотрит на проявление эффекта, который век тому назад физики как-то пропустили.
Антигравитация.
Уникальный случай? Нет. Неизбежный.
В бесконечной Вселенной, полной ищущих, любознательных, склонных к эксперименту существ, это уже происходило. Это происходило прежде той минуты и в ту самую минуту. Несомненно, случится оно и еще много раз — так много, что обычных чисел не станет сосчитать. Статистика сделала это неизбежным.
Ну его в баню, Тернбула-то. Он в этой истории не главный герой. Если вы себя с ним отождествили, то наверняка в ней потеряетесь, как и сам Тернбул — в калейдоскопе, породившем Разрушенного человека. Тернбул запатентовал свое открытие — ему вчинили иск. Он угрохал пятнадцать лет на разбирательства с неадекватами-адвокатами. Патент признали недействительным. Тернбул к тому моменту обрел уже достаточную известность и без труда добился постоянной профессорской позиции в другом университете. Он женился на библиотекарше, прижил с ней детей, читал скучнейшие лекции и кропотливо изучал каждый новый учебник физики, следя, чтобы в приложениях или сносках было упомянуто его имя как первооткрывателя нульграв-эффекта.
В сентябре 2110 года жена Галена Гарта умерла. Была она высокорослой, красивой, но физически слабой женщиной; Гален любил ее всем сердцем долгих тридцать лет. Они были искренне увлечены друг другом, и брак стал для них скорее способом выказать взаимное уважение, как часто поступают такие пары. Сходство их оказалось так велико, что их голоса, почерки и шутки часто путали.
— Мы даже мыслим сходно, — частенько говаривал Гарт. — Не успеваю произнести половину ответа на ее вопрос, как понимаю, что не дал ей даже шанса высказать собственные мысли.
После ее кончины он говорил так:
— А какой во всем этом теперь смысл? Мы стали частью друг друга. Слова нам были не нужны. Разве способна другая подарить мне ту же степень интимности?
Но вот Гален Гарт, одинокий, отчаявшийся, преждевременно стареющий мужчина пятидесяти лет, встретил пышногрудую острозадую девчонку двадцати лет от роду, с атласной кожей и несколько инфантильным прозвищем Даффи. И так получилось, что уже спустя шесть месяцев после похорон они сыграли свадьбу.
Ой! В темноте ты казался не таким старым!
— Но почему, Даффи?! — воскликнул Гарт. — Ничего себе комплимент.
— Я ничего не говорила.
И то правда.
Прошел год, и мистер Гарт понял, что это ему не нужны были слова.
И это сделалось его личной шуткой, его любимым приколом, его салонной причудой.
Так вот он, знаменитый Гален Гарт, мыслечетчик. Немыслимо! Это какой-то трюк. Да ну, не дурите мне голову. Вы не сможете прочесть, о чем я думаю.
— Но я смогу, почтеннейшая леди. Я могу.
— Вы не... Ой, я этого не говорила. Я...
— Эй! Все сюда! Гарт опять это сделал!
— Ы-ы, она вся раскраснелась.
— О чем она думает, Гарт?
— Чего ж ее так в жар бросило?
— Эта дама, — улыбался мистер Гарт, — думает, что я над ней смеюсь. Она раскраснелась, поскольку я ей говорю, что восхищен ею. Один из самых прекрасных умов, когда-либо мною встреченных.
Всеобщий хохот.
Ну да.
Смех — обычная реакция, когда джентльмен, тактичный и вежливый мистер Гарт выкидывает свой салонный фокус.
Так получилось, что эта черта — рецессивная — проявилась у его сына.
Когда сей аморальный звереныш обнаружил, что обладает экстрасенсорным восприятием, то использовал его на полную. Никому больше не хотелось смеяться. Гален Гарт-мл. умел обернуть смех в слезы, и много бумаги ушло, чтоб описать его криминальную карьеру. От описаний этих, завершившихся его убийством, многих прошибал холодный пот.
