В комнате витал дух еще не так давно кипевшей здесь бурной деятельности. Материально это проявлялось в том, что помещение было страшно замусорено, казалось, по нему прокатилась карнавальная толпа. На стенах красовались плакаты. Один из них взывал: «Дугласа Селби – в окружные прокуроры!» Чуть выше призыва – изображение привлекательного молодого человека с волнистой шевелюрой, властным, хорошей формы ртом и отчаянной решимостью в проницательном взоре. Рядом висел плакат с портретом человека в огромном сомбреро. Тот был лет на двадцать пять старше первого, его обветренное, морщинистое лицо светилось дружелюбной улыбкой. На плакате было написано: «Рекса Брэндона – в шерифы!»
В небольшую комнату ценой огромных усилий удалось втиснуть не менее полудюжины разнокалиберных столов, которые сейчас были завалены конвертами, яркими плакатиками для ветровых стекол автомобилей и прочей чепухой, что сопровождает избирательную кампанию.
Только что избранный окружным прокурором Дуглас Селби широко улыбался расположившемуся в противоположном углу шерифу Брэндону. Им пришлось выдержать жестокую битву, потребовавшую вынесения протеста, пересчета бюллетеней, обращения к суду высшей инстанции. Прошло несколько недель со дня выборов, они уже стали историей, однако политические сторонники Дугласа и Рекса пока сохраняли за собой номер в отеле «Мэдисон».
Селби сидел, скрестив длиннющие ноги. Пригладив ладонью копну густых кудрявых волос, он произнес:
– Итак, Рекс, через четверть часа нам предстоит выступить в суде с обвинением. Борьба закончилась. Признаться, без нее жизнь мне кажется пресноватой.
Рекс Брэндон выудил из кармана матерчатый кисет и насыпал табаку на листок коричневой папиросной бумаги. Толстые пальцы привычным движением скатали сигарету. Проведя языком по краю листка, он заклеил сигарету, придал ей цилиндрическую форму и сказал:
– Тебе еще придется как следует подраться, сынок. По большому счету борьба не кончилась.
Селби чувствовал себя спокойно, он нежился в кресле, словно кот на солнцепеке.
– Что они могут сделать после того, как мы заняли наши посты? – лениво протянул он.
Шериф Брэндон коротким движением зажег спичку.
– Послушай, Дуг. Я на четверть века старше тебя. Мне не довелось учиться по книжкам, но зато я знаю людей. Я патриот нашего графства и горжусь им. Здесь я родился и вырос. Я видел, как на смену коню и повозке пришли автомобиль и трактор. Я помню времена, когда невозможно было пройти по улице, не остановившись три-четыре раза, чтобы поболтать с друзьями. Сейчас все изменилось. Каждый куда-то торопится.
Шериф замолчал, поднеся горящую спичку к кончику сигареты.
– Какое все это имеет отношение к нам? – спросил Селби.
– Да такое, сынок, что люди в свое время хорошо знали, что происходит в графстве, и администрация должна была вести себя честно. Сейчас же все торопятся, заботятся только о себе и всем наплевать на окружающих. У людей так много своих проблем, что у них нет времени беспокоиться, насколько честны другие. Было бы не так скверно, если бы речь шла только о политике. Но в последние годы графство широко распахнуло двери для всех подонков из больших городов. Эта уголовная мелочь, которая не сколотила состояния на рэкете в период «сухого закона», разнесла по стране злобу, обман, мошенничество. Сэм Роупер, твой предшественник, пользовался этим. Впрочем, ты это знаешь не хуже меня. Теперь же нам вдвоем предстоит выгребать всю грязь.
– Чистка уже пошла, – вставил Селби. – Мошенники увидели свой смертный приговор в результатах голосования. Сейчас они убираются отсюда. Сомнительные забегаловки либо закрываются, либо меняют стиль работы.
– Некоторые меняют, а некоторые нет, – заметил Брэндон. – Однако суть дела в том, что нам надо следить буквально за каждым своим шагом, особенно вначале. Если будет совершена хотя бы одна серьезная ошибка, поднимется такой шум, что нас вышвырнут с наших постов.
Селби посмотрел на часы, поднялся и жестко сказал:
– Потребуется много шума, чтобы выставить меня вон. Время, Рекс, пошли.
Штаб выборов был расположен на последнем этаже отеля «Мэдисон». Когда шериф с прокурором вышли из номера, дальше, в середине покрытого ковром коридора, распахнулась еще одна дверь. Из нее выскользнул застенчивый человечек, облаченный в черный сюртук с белым пасторским воротничком вокруг шеи.
Казалось, он идет на цыпочках, чтобы, не дай бог, не побеспокоить кого-нибудь. Человечек торопливо подошел к лифту и нажал на кнопку вызова.
Пока решетчатая кабина поднималась на последний этаж, прошло немало времени, и Селби смог хорошо рассмотреть маленького пастора. Лет, наверное, сорока пяти – пятидесяти пяти, изящный, даже хрупкий, в блестящем от старости, потертом сюртуке, он был на целую голову ниже окружного прокурора.
Когда лифтер открыл дверь, маленький пастор вошел в кабину и голосом человека, привыкшего говорить с кафедры, произнес:
– Третий этаж. Пожалуйста, выпустите меня на третьем этаже.
Селби и шериф вошли в лифт. Рекс Брэндон с серьезным видом подмигнул окружному прокурору поверх головы ничего не подозревающего служителя церкви. Когда на третьем этаже пассажир вышел, шериф ухмыльнулся и сказал: