Однажды гуляем мы с Профессором по Бродвею перед рестораном Минди, болтаем о том о сем, как вдруг навстречу шагает рыжая куклёшка в каком-то рванье и предлагает яблоки по пять центов за штуку. Профессор выхватывает у нее из корзины яблоко — он у нас большой любитель яблок — и сует ей пятидолларовую банкноту.
А рыжая куклёшка, ей уж, поди, за тридцать перевалило, настоящая такая страшилка, недоверчиво косится на профессорову пятерку и говорит что-то вроде того:
— У меня сдачи с таких денег нет, — говорит. — Сейчас пойду разменяю.
— Не надо сдачи, — отвечает Профессор, откусывая чуть не пол-яблока, и берет меня под руку, чтобы дальше идти.
А рыжая куклёшка все смотрит на Профессора, и на глазах у нее ни с того ни с сего навертываются огромные слезы.
— О, благодарю вас, сэр! Благодарю вас, благодарю, — лепечет она. — Храни вас Господь.
А потом спешит вверх по улице, закрыв лицо руками, и плечи у нее вздрагивают, а Профессор удивленно оборачивается и смотрит ей вслед, пока она не исчезает из виду.
— Черт возьми! — говорит он. — Вчера я дал Дорис Клэр десять кусков, и хоть бы хны, а эта куколка из-за фунтовой бумажки так разволновалась.
— Может, — говорю я, — этот фунт нужен яблочной куклёшке гораздо больше, чем твоей Дорис десять тысяч.
— Конечно, — говорит Профессор. — Но ведь и Дорис дает мне взамен больше, чем яблоко и хранящего Господа. Дорис-то меня любит. А по моим прикидкам, не родился еще тот малый, который платил бы за любовь больше меня.
— По моим тоже, — отвечаю я, и, вероятно, мы оба прикидываем правильно. Даже по самому грубому подсчету за год Профессор укладывается в триста кусков — экономненькое веденьеце любовного бизнеса — хотя, у Профессора целых три куколки, помимо вечно любящей жены — это известно всем и каждому.
Иногда его даже называют Профессором любовных наук, но только за глаза, так как Профессору приятно думать, что его любовные похождения для всех, кроме пары-тройки друзей — великая тайна, но я знаю только одного малого в нашем городе, который не в курсе похождений Профессора, да и то лишь потому, что бедняга глух, слеп и нем от рождения.
Как-то раз я прочел сказку о малом по имени царь Соломон. Он жил в стародавние времена, и было у него сразу тысяча куколок — размах, что надо, но могу гарантировать: все соломоновы куколки вместе взятые не обходились так дорого, как любая профессорова.
Одни только накладные расходы на Дорис Клэр свели бы с ума среднего американца, а Дорис еще довольно бережливая по сравнению с Синтией Хэррис и Бобби Бэкер.
Кроме того имеется вечно любящая жена Шарлотта, она помешалась на высшем свете и желает безостановочно выглядеть настоящей леди, а для этого ей во все времена года нужны башли и нехилые. Слышу однажды, Профессор рассказывает Бобби Бэкер, как его вечно любящая жена все время чем-то хворает. На самом деле у Шарлотты ничего серьезного, и пара новеньких побрякушек всегда поможет ей избавиться от недуга, хотя, конечно, точно так же обстоят дела с любой куколкой в нашем мире, которая слегка прихворнет.
Если бы какой-нибудь малый слонялся по Бродвею столько, сколько Профессор, он бы наверняка подцепил пару-тройку куколок, однако, обычному малому удается подцепить только одну куколку за раз, а когда она его бросает, как все бродвейские куколки, он находит другую, и так далее, и так далее, пока ему не стукнет лет сто, а тогда уж не до куколок, правда, я знаю малых, которым и этот возраст не помеха.
Но уж если Профессор подцепит куколку, то не расстается с ней, и она от него не удирает. И хотя любому другому она бы давно уже осточертела, Профессору такая жизнь нравится — ведь он воображает, будто имеет огромную притягательную силу.
— Они не виноваты, что влюбляются в меня, — говорит как-то Профессор. — И я ни за что на свете не причиню им страданий.
Мне, конечно, смешно — такой остряк, как Профессор, и вдруг выражается таким высокопарным языком, но может, он и в самом деле верит в свои слова, ведь во все времена года он о себе самого лучшего мнения. Однако другие малые утверждают, что Профессор — эгоист, и только поэтому не отпускает своих куколок, хотя лично я не позаимствовал бы у Профессора ни одной — кроме, разве что, Бобби Бэкер — даже если Профессор давал бы за них приданое наличными.
Но как бы то ни было, он не расстается со своими куколками и вдобавок тратит на них уйму денег — покупает им автомобили, меха, бриллианты и роскошные дома, самое главное, роскошные дома. Как-то раз я посоветовал Профессору в целях экономии снять один дом и запихнуть в него всех куколок — пусть живут большой счастливой семьей, какой смысл разбрасывать их по городу, но Профессору моя идея не нравится.
— Во-первых, — говорит он, — они не знают друг о друге, только Дорис, Синтия и Бобби знают о Шарлотте, а она о них нет. И каждая думает, что она у меня единственная. А если я загоню их в одно место, они будут ревновать меня друг к другу. И вообще, — говорит Профессор, — такая расстановка аморальна и противозаконна. Лучше я буду держать их в разных местах. Сам подумай, сколько у меня домов, если я вдруг захочу пойти домой. И верно, — добавляет Профессор, — домов у меня больше, чем у любого бродвейского малого.
